Через час в главном бараке начнется общее, собрание работников культбазы, посвященное распределению культурных сил на время, пока стационарные обслуживающие учреждения не будут достроены. Я непременно буду на собрании.
Я приехал в бухту Лаврентия для того, чтобы увидеть, как идет жизнь этого самого отдаленного из сети культурных очагов Восточной Сибири. Я мог бы остаться в Уэллене. Шхуны Кнудсена перед отправлением на Колыму должны зайти и в Уэллен и в Лаврентий.
Однако выехать из Уэллена в Лаврентий было не так-то просто. Барометр Гребича показывал колебания давления, совершавшиеся с такой быстротой, что следовало ждать бурной погоды. Я не рисковал отправиться в путешествие в обыкновенной байдаре.
Необходимо было достать для поездки деревянный вельбот. И сделать это было не легко, несмотря на то, что я предлагал тому, кто доставит меня, три ящика содовых галет. Август — время охоты. Для чукчи отдать сейчас свой вельбот — то же самое, что крестьянину отдать лошадь во время пахоты. В конце концов, обещанные галеты победили. Я нанял вельбот Пиляуге.
Как быстро все-таки я усвоил психологию чукчей, для которых вельбот — предел материального благополучия. Если бы прежде мне показали вельбот Пиляуге и сказали: «Вот в этой лодке вам придется отправиться за сто километров по морю, а если начнется ветер, вы должны будете в ней штормовать, потому что к берегу подойти нельзя — вас сейчас же разобьет о камни», конечно, я пришел бы в ужас. Теперь, когда я испытал, что такое плавание в неустойчивых байдарах, деревянный вельбот, грузоподъемностью в одну тонну, кажется мне надежным судном. Я готов плыть в нем через весь океан.
С вельботом поехало восемь гребцов. У руля сидел Пиляуге. Я был подгребным и месил воду маленьким коротким веслом, оборотясь лицом к корме.
Мы обогнули землю Пээк, в несколько часов достигнув Наукана, и снова повернули на запад, все время держась берега. За Науканом мы перешли из Ледовитого океана, на котором находился Уэллен, в Тихий.
Пиляуге правил в направлении дежневской фактории. Сделать крюк безопасней, чем итти наперерез к бухте Лаврентия вдали от берега. Фактория находится, вопреки названию, не на мысе Дежнева, а в пятнадцати километрах от него, в поселке Кенгущкун.
Я настороженно вглядывался в берег, но не мог ничего рассмотреть.
— Где же, Пиляуге, ты говорил, — за мысом фактория? Ничего не видно.
— Вот, вот, там, на пригорке, смотри, зеленые. Одна, другая, третья, четвертая яранги. А вот, левей, серый дом — это фактория. Еще слева от нее — дом Карпенделя.
— Как! Это все?
Отсюда, с большого расстояния, селение казалось без предела жалким и затерянным. Два приземистых дома, плоский холм, на котором едва заметны были яранги.
Осторожно поворачивая вельбот, мы — подошли к самому берегу, подталкиваемые волнами прибоя. Чукчи выскочили в воду и вытянули лодку на камни. На берегу никто нас не встречал. Да и кому интересна лодка чукчей! Они каждый день пристают к селению для того, чтобы обменять пушнину на товары фактории.
Низкий дом фактории с пристроенной, неизвестно для чего, крытой террасой серел на пригорке.
Я постучал в дверь.
— Кто там? — по-чукотски произнес чей-то хмурый голос из-за двери. — Приходите через час, — тогда буду торговать. Сейчас я отдыхаю.
Однако я дернул дверь и вошел. Открылась закопченная темная комната с низким потолком, доверху увешанная всякими местными изделиями. На полу валялись разрисованные — чукчами моржовые клыки, кухлянки из пуха с утиных головок, меховые чулки, связки черных пластинок китового уса. Посредине комнаты на койке лежал длинный смуглый бородатый человек. Он встретил меня довольно радушно, предложил садиться и спросил, не хочу ли я чаю. Я поблагодарил. Обо мне он уже слыхал от чукчей. Это был заведующий факторией, без смены проживший на Чукотке четыре года. Теперь он доживает здесь последний год и ждет перевода на одну из фактории Камчатки. «Все-таки поближе к материку». У него странная фамилия — Правдун. Как кажется, он цыган.
Правдун живет на фактории не один. У него есть помощник, какой-то кладовщик Миша. Мне не пришлось его увидеть. Он ушел в тундру охотиться.
Фактория находится в этом же доме с другого входа. Обстановка, как в магазинах, — полки, уставленные небогатым ассортиментом северной торговли. С потолка свисают изжелта-белые шкуры песцов с пушистыми хвостами — сушатся.
Выпив чаю, я снова пошел к вельботу, боясь, что ночь, если мы промешкаем, застанет нас в дороге. Ближайшее береговое стойбище, Поутэн, лежит отсюда в восемнадцати километрах. Гребцы закусывали вяленой тюлениной, сидя согнувшись под байдарой, защищавшей от холодного ветра.