Вы думаете — вы убили меня?
Дурачье, я узнал злобу, судеб,
Грабьте дом бедняков, жрите их хлеб.
Будет день — из дворцов выбьет вас месть,
Как снопы ячменя пляшущий цеп.
В мою деревню приходили солдаты. Они искали сеятелей революционной смуты. Они казнили моего отца у ворот соборной мечети.
Выходи на холмы мятежей, конь.
Погляди! Все вокруг — дым и огонь.
Как табун жеребцов, мчатся часы.
Пронеслись — и пуста степи ладонь.
О, к чему вспоминать это прошлое! Голодное и кровавое время наших властителей. Свирепые годы ханских собак.
Мое сердце говорит о новом:
О, таджикская земля, — время для тебя пришло.
Миновал жестокий век — время для тебя пришло.
Плуг, взрывающий поля, — время для тебя пришло.
О советский человек, — время для тебя пришло.
14. РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ПОХОРОНЫ В СТАЛИНАБАДЕ[30]
Я шел пыльным бульваром —
Одной из дальних аллей,
Вдоль слабой, тонкой рассады
Младенческих тополей.
Внизу, за желтой оградой,
Ревел верблюжий базар,
И птицы в кустах свистели:
«Дия, дия, дильзар!»
Людьми, пролетками, стуком
Кипел вчерашний кишлак…
И вот я вышел на площадь,
Где вился траурный флаг.
Недавно здесь похоронен
Один мой старинный друг —
Рахим из Кон-и-Бодома,
Партиец и политрук.
Я видел его в работе,
Являясь в горный райком.
На днях он найден убитым,
С дырой под левым ребром.
Мы все его хоронили
Под речи и крики труб,
И каждый из нас поклялся,
Целуя остывший труп:
— Рахим из Кон-и-Бодома
Убит кулацким ножом,
Но мы его не забудем
И честь его сбережем!
Имя Рахим-Джана
Сотрется, как край горы,
Но слава Рахим-джана
Гремит, шатая миры;
Пускай незаметный всадник
Упал — и умер герой,
Но конница скачет дальше,
Смыкая неровный строй.
В год великой войны я шел по дороге
(был знойный день)
Среди разбитых гиссарских башен
(земля дымилась).
Едва несли меня усталые ноги
(я скрывался от всадников)
Сквозь воды зловонных рисовых пашен
(повсюду валялись трупы).
Навстречу мне из разрушенного склепа вышел мой старый учитель, наставник детских лет, ишан и господин учености. И он крикнул мне: «Слушай мои предсказания. Пройдут годы. Ты вспомнишь мое слово».
Прошли годы, я помню твое слово, учитель.
Ты говорил: «Не падут короны».
— Пали.
«Местом для свалки не станут троны».
— Стали.
Ты говорил:
«Бесспорны суры Корана,
Девушки не скинут чадры».
— Сняли.
Ты говорил
«Не будут пусты мечети.
Вечен, вечен древний закон».
— Едва ли.
Ты говорил,
что кровь владыки священна…
Видишь… вот…
запеклась на полоске стали…
Ты говорил:
«Никогда не уйдут из мира
Судьи, купцы, эмиры, ханы».
— Бежали.
Шейх! Учитель!
Где твои предсказанья?
Шейх! Учитель!
Мы помнить тебя устали.
Б. Лапин, З. Хацревин
ПИСЬМА С ФРОНТА
Два часа пополудни. В воздухе июльская духота. Волнистая линия лесов и пашен покрыта серой дымкой пыли. Кое-где она сгущается в плотные клубы. По мере приближения к фронту все отчетливее возникает картина Великой Отечественной войны. На дорогах грозное движение. Везде проходят свежие, только что отмобилизованные части в касках и с шинелями через плечо. Красноармейцы роют противотанковые рвы. В маленьких, утопающих в зелени городках и местечках стоят пикеты комсомольцев и рабочих из истребительных батальонов. Незабываемое зрелище вооруженного народа, грудью встречающего полчища врагов!
вернуться
Эта песня исполняется в «красных чайханах» Средней Азии. Ее также передавали несколько раз по радио. Автор ее — пожилой таджик-колхозник из Гиссарского района, написавший песню во время одного из своих наездов в Сталинабад. Мы познакомились с ним в дни второй большевистской весны, во время хлопкового сева. Вечером, возвратившись с пашни, он показывал свой «байоз» — толстую тетрадь стихов, переписанных угловатым крестьянским почерком. Он изучил грамоту только в 1923 году. Некоторые его стихотворения были напечатаны в таджикских газетах.
вернуться
Предсказателю… Здесь использован прием среднеазиатских «масхарабазов» — бродячих скоморохов. Певец обращается к невидимому собеседнику, вспоминая его слова и тут же отвечая на них. Этот метод стихотворной дискредитации врагов до сих пор пользуется большой любовью в горном Таджикистане.