— Она уже не будет усовершенствовать свое искусство, — сказал переводчик. — У меня есть нос, — она комсомол…
В час ночи на перелеске, примыкающем к юго-восточной окраине села, застучали советские пулеметы. Началась артиллерийская подготовка. Снаряды стали ложиться на дороге. Один из танков был подбит и загорелся. После этого фашисты отступили.
Они исчезли из села так же быстро, как появились, предварительно запалив его с четырех сторон. Они делали это обстоятельно, как специалисты своего дела. У них были специальные приспособления для поджогов.
С тех пор прошло несколько часов. Возле сожженного домика сельрады валяется немецкое барахло. Несколько серых курток, каски, кожаные перчатки, сапог с правой ноги, сумка. Бросив все, грабители бежали.
Когда идет бой…
В небольшом украинском селе, где пишутся эти строки, вчерашнее утро началось громом артиллерии. Было влажно и ветрено. Возле смутно белевших плетней стояло несколько женщин, молча слушая звуки боя. Притерпевшись за последние дни, они уже перестали замечать близкие и дальние разрывы. Короткие удары гаубиц, стук дальнобойных пушек, вспышки и свист противотанковых орудий — все сливалось в тяжелый гул. Фашисты пока отвечали вяло, редкими и случайными выстрелами. Кое-где в поле взлетали дымки — в стороне и на довольно большом расстоянии от нас.
За рощей сверкало синее лезвие реки. Десять дней назад немцы захватили городок, стоящий у переправы, намереваясь двинуться дальше по шоссе. Бой длится шестые сутки. Над городком поднимается тяжелый черный дым: горят здания, заборы, деревья.
От группы тополей за селом городок хорошо различим: маленький, разбросанный, весь в садах и оврагах. Справа на склоне — кладбище, с которого били тяжелые минометы. На узенькой главной улице и слева у окраинных хат стояли вражеские танки. Они были неподвижны — «панцер-колонна» израсходовала бензин. По сложившемуся в последние дни обыкновению, немцы поставили танки в глубокие ямы, забросали землей до башен и оттуда вели огонь. Бежавшие из города жители на наш вопрос, что делается там при немцах, коротко отвечали: «Этот замучен… этот заколот… этого убили… а с этой… да что там рассказывать!..»
Бой, утихший прошедшей ночью, утром начинался с новой силой. То там, то здесь на всех участках сражения появлялась знакомая бойцам фигура полковника Федюнинского. Его можно было видеть всюду — в штабе, в наблюдательном пункте, на дорогах. Энергичный, с быстрой походкой, с золотой звездой Героя Советского Союза на груди, он отдавал приказания, осматривал огневые точки.
На опушке леса еще стояла душевая установка. Здесь вчера, после многих трудных дней, перед новой схваткой бойцы мылись и весело переговаривались. Считанные минуты отдыха, но как они укрепляют!
…Мы сидели на окраине села, у сгоревшей хаты Трофима Бондарчука. Пепел был еще горяч. От обгоревших стен шел жар.
В одном из садов помещался наблюдательный пункт полка, вынесенный со вчерашнего дня вперед, ближе к немецким позициям. Откуда был слышен голос подполковника Гусь: «Бувайлик, продолжайте так, как начали!.. Вперед, за огневым валом!..» Отрываясь от телефона, он всматривался в окраины города, на которых шел бой.
Мы прошли по безлюдной деревенской дороге на огороды. Возле амбара с покатой крышей стоял комиссар полка, направляя только что подошедший батальон на правый фланг.
— Зарылись по уши в землю, гады, — сказал он хриплым от напряжения голосом, — но мы их отроем…
Бойцы, пригибаясь среди картофельных гряд, двинулись к кладбищу. В поле еще сорок минут назад находились немцы. Невдалеке под деревом лежал убитый фашистский офицер. Он валялся здесь, в сером кителе с нарукавным знаком. Какой-нибудь час назад он стоял на улице выгоревшего и ограбленного городка и произносил жестокие, глупые, напыщенные слова… Он хотел украинской земли — он получил ее!
Передний край обороны противника был испещрен дымами. С наших огневых позиций беспрерывно били орудия. Они разыгрывали свою грозную мелодию по нотам. Артиллеристы работали с азартом: команда, наводка, выстрел!.. опять!.. снова!..
— Артисты своего дела, — сказал нам политрук Попов. — Математики…
…К вечеру, обойдя поле, изрезанное воронками, мы прошли через лесок и оказались в укрытой точке, на берегу небольшой чистой реки. Меньше чем в километре, за — второй излучиной, виднелась переправа. На тоненьких мостках, наспех восстановленных немцами, заметны неясное движение, пыль, отблеск металла.