— Инга. Дочь коммерсанта Магнуса Тораренсена. Он умер в прошлом году.
— Сколько ей лет?
— Двадцать три. Единственный ребенок в семье.
— Хорошая девушка?
— Элегантная. А мать ее — сестра Аурдни Аурднасона.
Мне это имя ничего не говорило.
— Кто такой Аурдни Аурднасон?
— Директор банка и депутат альтинга.
— Понятно.
Мы начали обсуждать такие волнующие нас обоих темы, как любовь и супружество, и тут шеф доверил мне еще одну тайну.
— Только никому ни слова, — произнес он, закуривая. — Я собираюсь основать акционерное общество.
— Для чего?
— Чтобы издавать «Светоч».
Я не сумел скрыть удивления.
— Зачем это? Журнал ведь скоро начнет окупаться.
— Не очень-то скоро.
Я напомнил, что число подписчиков непрерывно растет, сегодня прибавилось двадцать, вчера — семнадцать, да и от рекламных объявлений доходу тоже стало больше, но шеф перебил. Он все это знает гораздо лучше меня. Однако весной нам придется снять дополнительное помещение и взять на работу какого-нибудь типа, который будет заниматься рассылкой журнала и взысканием платы за подписку. Журнал раскупают, словно молоко, он в этом ни капли не сомневается, но акционерное общество тем не менее — единственный путь, чтобы обеспечить ему солидную основу.
— Что ты называешь солидной основой?
— Чтобы журнал при всех обстоятельствах выходил пять лет. Ведь идет война.
Это соображение было мне непонятно.
— Война? — переспросил я.
— Да, война. — Помолчав, он продолжал: — Кое-кто предсказывает, что в недалеком будущем, быть может уже в этом году, бумага будет лимитирована. Во всяком случае, подскочит в цене, как и все импортные товары. Лучше заранее себя обезопасить. Поэтому надо бы затянуть сюда министра.
С таким же успехом он мог бы рассказывать о своих планах по-древнееврейски, я только хлопал ушами.
— Не понимаешь?
— Нет.
— Проще пареной репы. Если у министра будут акции «Светоча», то, пока в Исландию будут привозить хоть несколько рулонов бумаги, нам в ней недостатка испытывать не придется. Таким образом я прибираю к рукам директора банка и влиятельного политика, а когда заарканю еще и министра…
Он оборвал себя на середине фразы, взглянул на меня, несколько раз задумчиво затянулся сигаретой и переменил тему.
— Вот так-то, братец, — сказал он. — Как писалось?
Я протянул ему статью о беседе с председателем Комиссии по защите от норок. Шеф внимательно прочитал начало рукописи, небрежно пролистал ее, бросил на стол и покачал головой.
— Почему он тебе так не понравился? — спросил он уже совсем другим тоном. — Зачем ты издеваешься над ним?
Я оторопел. Издеваюсь над председателем? Да мне бы такое никогда и в голову не пришло. Он так хорошо принял меня, что я испытываю к нему лишь чувство благодарности.
— Какого же черта ты написал всю эту чушь? — спросил шеф, показывая на рукопись.
Я забеспокоился.
— Чушь? Я только записал то, что председатель сам рассказал мне, это в точности его слова.
— Он у тебя в статье выглядит совершенным придурком.
— Не моя вина.
От дружелюбия и доверительности шефа не осталось и следа. Он вперил в меня долгий взгляд, который я даже не знаю с чем сравнить. Пожалуй, таким взглядом правитель смотрит на глупого повара. Я не смутился, не отвел глаз, и это явно рассердило шефа. Он отвинтил колпачок у вечной ручки, снова схватил рукопись, перечитал несколько предложений, что-то переправил.
— Придется, верно, самому ею заняться, хотя мне это и не с руки, — сказал он и вздохнул. — Разве ты сам не видишь, как глупо и по-детски все это звучит? У тебя совсем нет воображения?
Я стал оправдываться. Неужели мне следовало приписать председателю Комиссии по защите от норок слова, которых он не произносил?
— А почему бы и нет? — ответил шеф. — И уж по крайней мере тебе должно было хватить ума сократить наполовину весь этот вздор. Кай Мадсен говорил мне летом, что у хорошего журналиста последний осел может заговорить словно индийский философ. А у тебя все наоборот — добросовестный и толковый государственный служащий говорит как последний осел!
На это обвинение я ничего не ответил. Что тут скажешь? Даже если бы моя покойная бабушка восстала из мертвых, ей и то было бы далеко до Кая Мадсена. Видя, как я расстроился, Вальтоур пожалел меня и решил подбодрить.
— Послушай, — сказал он, — напиши-ка статью!
— О чем?
— О чем хочешь! Сам решай!
Я ответил, что попробую. А к какому сроку?