— Ну как дела? — спросил я теперь, когда мы прошли мимо дома, где английский детектив ждал, пока я высплюсь и сяду за перевод.
Мюнди помедлил с ответом.
— Да так себе, — неуверенно пробормотал он, смахивая волосы со лба, а потом мрачно добавил: — Вообще-то, хуже некуда.
Он был без шапки и перчаток, ростом пониже меня, но куда шире в плечах и крепче. Здоровое тело и необычайно выносливый, мощный организм. Пальто, облегая грудь, топорщилось так, словно он прятал что-то за пазухой.
Я спросил, чем он озабочен, не случилось ли чего.
— Я все на той же посудине.
— На траулере?
Он кивнул.
— Ну и как?
— Терпимо.
Я поинтересовался, не ходили ли они с уловом в Англию.
— Ходили.
— Наверное, это опасно…
Мюнди пожал плечами и оглянулся на витрину.
— Кому-то нужно ходить… А ты чем занят? Все в журнале?
— В журнале.
— Так и пишешь?
— Куда деваться-то, — неопределенно обронил я и поспешил перевести разговор на другую тему. — Что нового дома?
— Да ничего особенного.
Такой сдержанности я от Мюнди никак не ожидал. Мы всегда считались добрыми друзьями, и вообще я знал Мюнди как парня веселого и нравом довольно буйного. По крайней мере когда стриженым мальчишкой запускал змеев или самозабвенно удил рыбу.
— Как родители? — спросил я.
— Хорошо.
— Не хотят переехать в Рейкьявик?
— Нет.
Думая, что он спешит на свидание с невестой и попутчики ему не нужны, я поубавил свое любопытство, замолчал и мысленно вернулся к переводу для «Светоча». Безлюдная редакция, работа до полуночи — если ее можно назвать работой — наверняка спасут меня и в этот вечер.
— Ну ладно, Мюнди, — сказал я, замедляя шаг, — будешь писать родителям или звонить, передавай привет.
Мой друг детства приостановился и посмотрел в переулок, ведущий к порту, на Хабнарстрайти. Потом, не вынимая рук из карманов пальто, мрачно проговорил:
— Рад был тебя видеть.
— Что?.. А-а.
— Думал, не встречу никого из знакомых. Куда направляешься?
— Хотел попереводить немного.
Он молчал.
— Впрочем, это можно и отложить, — добавил я. — Не к спеху.
Мюнди по-прежнему смотрел в переулок.
— Может, сходим вместе в порт, — сказал он. — Потолкуем где-нибудь в пивной.
Я почувствовал благодарность и в то же время искренне обрадовался. Спокойно пройтись со старым другом и поболтать немного, вместо того чтобы торчать одному в редакции, копаться в словаре, грызть карандаш и гнать от себя навязчивые воспоминания.
— Когда вы пришли, Мюнди? — спросил я.
— В шестом часу.
— А когда отчаливаете?
— Завтра.
— Покажи мне свою каюту, — попросил я. — Где стоит ваш траулер?
Он покачал головой.
— Не хочу я заходить на эту лохань, ведь на берегу у меня осталось всего несколько часов!
— А что делать в порту?
Он отвел глаза в сторону.
— Гулять!
Несмотря на его чуть небрежные интонации, я уже не сомневался, что мой друг чем-то опечален. Он плавает в Англию, подумалось мне, и никто не может поручиться за его жизнь. Мы миновали здание Пароходной компании и молча остановились на пирсе неподалеку от тусклого фонаря. Здесь я уже не мог не спросить моего друга, как он собирается гулять.
Переминаясь с ноги на ногу, он откашлялся, но не сказал ни слова.
— Разве ты не говорил, что собираешься гулять? — повторил я.
— Говорил! — Мюнди поколебался и раскрыл передо мною ладонь.
Я отлично видел, что в ней были два золотых кольца и три разные фотографии девушки с пухлыми щеками, дочери крестьянина из Южной Исландии, его невесты. Моя голова, как обычно, работала слишком медленно, а когда я наконец понял причину странного поведения друга и хотел было отговорить его, упросить пощадить кольца и фотографии, все это уже летело в ночную тьму.
— Мюнди! — вскрикнул я, вконец растерявшись. — Что ты наделал!
— Так ей и надо, — проговорил он дрожащим голосом, вытащил из-за пазухи полную бутылку, отвернул жестяной колпачок и сделал несколько глотков — как мне показалось, довольно неосторожно.