Мне показалось, что премудрости такого рода не слишком действуют, и я даже не заметил, как с губ слетели те самые слова, какими успокаивал меня Вальтоур, — мол, в девушках недостатка пока нет.
Вдруг, как бы вдалеке, передо мной встал образ покойной бабушки, она изумленно нахмурилась, но Мюнди, наоборот, тут же согласился с теорией Вальтоура.
— Золотые слова! Не такие уж мы слабаки! — сказал он и опять предложил выпить. — Давай-ка прибавим еще, надо же хоть немного захмелеть! Сказать, что я собираюсь сделать? — спросил он доверительно, нагнулся над столом и понизил голос: — Найду английскую шлюху!
Видать, уроки нравственности покойной бабушки не пропали даром, а она бы восстала против такого умысла:
— Да ты с ума сошел, Мюнди!
— Она это заслужила, черт бы ее побрал!
— Нельзя так думать.
— Да нет же, — возразил он, осушая рюмку. — Лучше даже не одну!
Я запротестовал:
— Ты ведь не серьезно.
— Нет серьезно, — твердил он. — Бабье проклятое!
Вряд ли надо объяснять, что я был просто потрясен его яростью, и воспоминания о наказах покойной бабушки нахлынули с новой силой. То, что я, знал по книгам и отчасти по советам Стейндоура Гвюдбрандссона, всплыло в моей памяти, как грозная подводная лодка.
— Нет, Мюнди, ты этого не сделаешь, ради бога, — шептал я. — Ты подцепишь дурную болезнь.
— Плевать я хотел на все. Думаешь, я не слыхал о болезнях? Раззява так раззява!
Все же мой довод пошатнул его, и он колебался до тех пор, пока не вспомнил, что некто Хельги питал особое отвращение к портовым кабакам и борделям.
— Может, впрямь не стоит покуда связываться с этими английскими девками.
Я поинтересовался, кто этот Хельги, и узнал, что это, оказывается, моторист на их посудине, отличный парень, настоящий друг, и Мюнди никоим образом не хочет его оскорбить.
Страх за Мюнди прошел, и я дал себе слово никогда больше не принимать пустую трепотню о женщинах за чистую монету.
— Он болтать не станет.
— Кто?
— Хельги.
— А-а.
— Отличный мужик, — повторил Мюнди. — Печется о ребятах как отец родной.
Мне вдруг страшно захотелось пофилософствовать, повести интеллектуальный разговор, как некогда в палатке со Стейндоуром Гвюдбрандссоном.
— Мюнди, — начал я, — понимаешь, человеческая жизнь на Земле — это путь из колыбели до могилы на пылинке во Вселенной…
— Ох и башковитый ты, Палли… — перебил Мюнди.
— Этот удивительный путь, — продолжал я, — на пылинке, которая неустанно вращается, — что, собственно, он такое?
— Да ты не пьян вовсе!
— Поколение за поколением задается вопросом, в чем смысл этого пути, куда он ведет? Но в то же время…
— Наливай! — скомандовал он. — Джина и сигарет у нас довольно.
— Но в то же время никто не может дать ответа…
Он подозвал официантку:
— Еще лимонада!
Мы выпили, закурили и, налегая грудью на стол, снова вернулись к общей теме — Дьюпифьёрдюру и его обитателям. Картина фьорда и деревушки была все же не так отчетлива, как хотелось бы, да и люди не казались такими близкими, как несколько минут назад. Теплый свет в душе стал другим, вернее, быстро менялся. Волшебное солнце больше не сияло, его закрыла туча, которая все темнела и разрасталась, — действительность. Старым историям о Йоуакиме и его жене было уже не под силу ни развеять ее, ни прогнать. Эта туча надвигалась на меня, черная и мрачная, до тех пор, пока я не брякнул, что мы живем в порочном мире, и к тому же на краю гибели.
— Наливай! — скомандовал друг детства. — К черту все!
— Прямой дорогой!
Потом мне загорелось растолковать ему, кто мы такие есть, поскольку сказано было еще не все.
— Мы с тобой одинокие людишки, несчастная деревенщина, жалкие наклюкавшиеся провинциалы, раздавленные железной пятой судьбы, потерявшие с приходом англичан девчонок, и ведь рога нам наставил не кто иной, как Британская империя.
— Вот и вози этим гадам рыбу! Того гляди пойдешь ко дну!
Растроганный, я попросил его уйти с траулера: дескать, он не должен подвергать себя смертельной опасности, нужно найти работу здесь.
— Что? Уйти с посудины?
Мюнди потянулся за бутылкой и спросил, в своем ли я уме. Этого еще не хватало — уйти с посудины! Или я думаю, что на берегу он протянет дольше, чем на море? От судьбы не уйдешь.
— Убивают лишь однажды. Кому-то плавать все равно надо, — сказал он, плеснув в стакан. — Покажем, на что мы способны, нас мало, но ребята мы крепкие!