— Гм. Смотри-ка, что у них получилось, — сказал мой коллега Эйнар, глядя с озабоченным видом в окно тихим июльским днем сорок второго года.
— Ты имеешь в виду выборы? — спросил я.
Он кивнул и спросил:
— Ты разве не следил за результатами?
— Нет.
Он удивленно посмотрел на меня.
— Разве тебе было не интересно?
— Не очень.
— Ты меня удивляешь!
Мой коллега вскрыл четыре читательских письма к Сокрону из Рейкьявика и, пробежав их глазами, отложил три — несомненно, хвалебных — на стол возле пишущей машинки, а четвертое бросил в корзину, вероятно, это было издевательское послание от читателя с «комплексом неполноценности», как он иногда выражался по-иностранному. Таких людей Эйнар жалел.
— Выборы — нет, кто бы мог подумать! — бросил он, закуривая. — Интересно, что скажут Боуни и Бёкки.
Я уже привык к тому, что он давал ласкательные прозвища некоторым официальным лицам из американских и британских войск, с которыми якобы частенько встречался, чтобы поболтать о том, о сем. Поначалу я думал, что ласкательные прозвища капитанов, майоров и даже генералов не более чем шутка, но Вальтоур сообщил мне с усмешкой, что то и дело видит Эйнара в компании таких людей, особенно в гостинице «Борг» или где-нибудь рядом. «Он давно уже держится гордо и независимо», — сказал Вальтоур. Но какую пользу Эйнар мог принести офицерам из армии Георга Шестого или президента Рузвельта — вот что я хотел бы знать!
— Держи карман шире! Неужели ты думаешь, что Боуни и Бёкки интересуются выборами здесь, на краю света?
— Еще как интересуются, — ответил Эйнар кратко и убедительно.
Через — несколько минут с улицы вошел Вальтоур и бодро приветствовал нас, словно этот день у него выдался особенно удачным.
— Братцы, — сказал он, — какого черта вы сидите такие серьезные? Вы что, только с похорон?
Эйнар сразу же завел разговор о результатах выборов.
— Смотри-ка, что у них вышло, — сказал он, тяжело вздохнув. — Уж не получили ли они деньги из России?
— По почте? С ангелами?
Эйнар не понял.
— Как могли русские доставить сюда деньги? — спросил Вальтоур, смеясь. — Разве именно сейчас рубли не требуются им для собственных нужд? Разве им не трудно пришлось сейчас на Крымском полуострове, разве они не вынуждены были отдать Севастополь? К тому же у наших собственных коммунистов было намного меньше автомашин, чем у других, для ведения пропаганды среди избирателей в день выборов, а? Какое у тебя впечатление?
Эйнар уставился на шефа как баран на новые ворота.
— Ты молод и немного романтик, — сказал Вальтоур, отечески похлопывая его по плечу. — История о русском золоте — пустая болтовня. По-моему, успех социалистов, или коммунистов, можно объяснить двумя причинами. Они пользуются, во-первых, тем, что все честные люди сочувствуют борьбе русских с проклятыми нацистами, а во-вторых, тем, что их сильнейшие противники ведут себя здесь, в Рейкьявике, как идиоты.
— Думаешь, немцы победят? — спросил Эйнар, помолчав.
— Если они победят, тебя без всяких разговоров отведут на холм Скоулавёрдюхольт и повесят за знакомство с офицерами, — сказал Вальтоур. — Но ты можешь спать спокойно — от них останется только пшик! Помяни мое слово, русские перейдут этой осенью в наступление и к зиме разобьют немцев. Я также предсказываю, что через несколько месяцев здесь снова будут выборы и коммунисты получат еще больше голосов. Если только наши болваны не образумятся, но в это я не верю. А мы пока будем заниматься своими делами!
Он ушел к себе, а мой коллега не стал закуривать новую сигарету и вставил лист бумаги в машинку.
— Шеф — дока, — сказал он вполголоса. — А ты как думаешь?
— Верно, — ответил я и, не удержавшись, добавил: — А разве Боуни и Бёкки — не доки?