— Нет, не сейчас, где там! — сказал он, толкнув меня так сильно, что я едва устоял на ногах. — Она, голубушка, осталась дома, смотрит за магазином. Бывалый торговец в поездке свободен, собою хорош и на многое годен, — продолжал он и, ухватившись за мой локоть, попросил погулять с ним здесь, неподалеку от, гостиницы «Борг»: он, дескать, ждет половины четвертого. Должен встретиться в «Борге» с молодым оптовиком, крупным воротилой, поговорить о делах.
— Наперебой приглашают меня туда. — Он от души засмеялся, краснощекий и дородный. — Знают, что Сигюрвальди Никюлауссон из Дьюпифьёрдюра умеет торговать и держит слово, выполняет соглашение в точности, мой мальчик!
Он резко сдернул с головы шляпу и учтиво поклонился молодой женщине, как раз проходившей мимо нас. К моему удивлению, она не ответила на его приветствие, только сделала большие глаза и ускорила шаг.
— Недурна милашка, — сказал он, вновь переходя на стихи: — Эта кружевная шаль прогнала мою печаль. Видал, как она приветливо на меня посмотрела?
Я не стал спорить.
— Доложу тебе, Паудль, я заслужил немного развлечься. Дома только и разговоров что о делах да заботах. Иной раз на заседаниях районной комиссии гляну в зеркало, и до того у меня от чувства ответственности жалкий вид, словно страдаю от колик, хе-хе-хе! Где в святом Писании сказано, что мне нельзя хоть на время скинуть тяжкую ношу?! Где в святом Писании сказано, что мне запрещено любоваться прекрасными творениями создателя, например женской красотой? Или я должен любоваться клячами?
Я спросил, как там в Дьюпифьёрдюре, есть ли новости.
— Есть новости! А как же, мой мальчик! В Дьюпифьёрдюре вечно что-нибудь переделывается и строится, что-нибудь крупное. В коммуне поговаривают о рыболовстве и морозильной установке, а я собираюсь организовать осенью театральный кружок. В свое время я организовал танцевальный клуб «Полька», и зимой мы отмечали его десятилетие, я прочитал длинную поэму, без ложной скромности красивую и остроумную. А что, если я пришлю ее тебе в «Светоч»? Может, опубликуете?
— Лучше послать ее редактору.
— Погоди-ка, а как его зовут?
— Вальтоур Стефаун Гвюдлёйхссон.
— Совершенно верно! Теперь вспомнил. Его мать родом из Скаги, сестра покойной Вильборг, жены нашего Йоуакима…
— Вильборг умерла? — перебил я.
Сигюрвальди изумился не меньше меня.
— Ты что, не знал?
— Нет.
— Да, умерла Вильборг, — сказал он. — Бросилась с причала в середине зимы, а когда ее нашли, уже окоченела.
— Покончила с собой? — спросил я.
— Большой скандал. Побежала на причал и прыгнула в море, — сказал Сигюрвальди. — Была бы жива и здорова, если б доктор Гисли не умер.
И торговец коротко объяснил мне причины этого трагического происшествия. В Дьюпифьёрдюре всем известно, что покойная Вилла была немного с придурью. Вечно ей мерещилось, будто в ушах у нее кишат разные там жабы да морские животные и чинят всякие безобразия. Доктор Гисли — царство ему небесное! — знал, как с этим бороться: он выписывал ей вкусную, безвредную микстуру и велел принимать в день по две чайные ложки после еды, а если не будет улучшения, сообщать ему. Микстура, разумеется, не действовала. Тогда он добывал мух, пауков, жуков, жаб, жужелиц и, завязав бедняжке Вилле глаза, вроде как вынимал всю эту живность у нее из уха, а потом показывал ей. И что ты думаешь — Вилла полностью поправилась. Некоторое время была здорова и ни на что не жаловалась! Правда, боль в ухе постоянно возобновлялась, каждый раз сильнее прежнего. Поэтому доктору Гисли пришлось выписать ей новую микстуру и добыть крабов, морских звезд, подкаменщиков, полосчатых зубаток и других рыб, чтобы было что вытаскивать из ее уха, хе-хе. Он даже специально поднялся вместе с ней на борт траулера, чтобы избавить ее от дельфина! И надо же было случиться, чтоб именно дельфин опять стал беспокоить бедняжку в середине этой зимы. Он совершенно распоясался у нее в ухе, свистел там и завывал. «Думаю, это настоящий кит, — сказала несчастная молодому врачу-недотепе, которого нам прислали в прошлом году. — Или по крайней мере дельфин». И хотя бестолковому парню много раз намекали, как надо лечить Виллу, он вообразил себя куда умнее покойника Гисли и начал беседовать с ней в соответствии с новейшими теориями психиатрии, все доказывал, что дельфин у нее в ухе не уместится. А потом решил отправить ее в лечебницу под Рейкьявиком и заручился поддержкой жены председателя сельской коммуны.