— Вы спуститесь вместе с нами, госпожа Жандрон? — спросил Брюло.
— Нет, — ответила старуха. — Благодарю вас. Я приду, когда будет готов ужин.
Брюло вопросительно взглянул на жену.
— Пусть остается, — сказала та. — Ничего страшного не произойдет. Алина, займись делом, иначе мы сегодня останемся без ужина. Бедняга, какой ужасный удар для его родителей.
Все четверо вышли из комнаты, Алина впереди, за ней полька, которая снова поспешила присоединиться к матери. Ей совсем не улыбалось остаться наедине с супругами Брюло, чего доброго, нотариус заведет разговор об уплате долга.
Старуха осталась с покойником. В комнате, где одно сердце молчало, а второе едва билось, воцарилась тишина.
Наконец госпожа Жандрон поднялась из своего кресла, подошла к туалетному столику, напудрила щеки крахмалом и направилась к кровати. Она дрожала, как в тот вечер, когда впервые осталась наедине с мужчиной, много-много лет назад.
— Послушай, — прошептала она.
Не дождавшись ответа, она быстрым движением сдернула простыню с умершего, и свет, падавший прежде на полотно, осветил бледное лицо и черную бороду. Глаза были открыты.
Когда тело самоубийцы внесли в комнату, она его как следует не рассмотрела, да и имя его ничего ей не сказало — она не помнила никаких имен, кроме своего собственного и Брюло. Но теперь, стоя над Бризаром и глядя ему в лицо, она вспомнила, что встречала его за столом.
— Это ты всегда заказываешь двойную порцию мяса? — спросила она дружелюбно.
Бризар молчал.
— Отвечай же, — продолжала старуха.
Ей удалось, не упав, опуститься на одно колено, и она попыталась снять свои домашние туфли, которые для удобства служанок застегивались пряжкой. Тщетно она и тянула, и дергала застежку. От напряжения у нее на висках вздулись вены.
Убедившись в тщетности своих усилий, она схватилась за одеяло и встала на ноги.
— Никак не пойму, в чем дело, но я не могу снять их, — призналась она. — Помоги мне!
На сей раз она удивилась его упорному молчанию и внимательно осмотрела его руки, вытянутые вдоль тела.
«Какой-то он сегодня странный», — подумала она и решила снова сесть в кресло, ибо почувствовала безотчетную тревогу; так Чико иногда пугался вдруг севшей на скатерть мухи.
Бризар лежал головой к окну, через которое проникал свет, а ноги его оставались в тени. Старуха подошла к креслу, стоявшему в ногах кровати, обернулась к свету и увидела, что на животе у Бризара что-то блестит. Она не могла отвести взгляд от блестящего пятнышка и вместо того, чтобы сесть, нерешительно вернулась и наклонилась над Бризаром, чтобы получше разглядеть, что это такое.
Она увидела длинную золотую цепочку, закрепленную в петле пиджака; ее концы спускались в два жилетных кармана.
Она потянула за цепочку, сначала очень осторожно, ибо не знала, чего можно ждать от лежавшего на ее кровати человека, знала только, что он не шевелится, но затем рванула так, что оторвалась пуговица. Из одного кармана появились на свет золотые часы, а из другого серебряный карандашик. Старуха испуганно замерла, прислушиваясь. Потом она вытащила цепочку и карандаш из петли, и добыча оказалась у нее в руке.
Быстро, как только позволяли ей ноги, она заторопилась к большому чемодану, открыла его и спрятала туда свою добычу.
И тут ей пришло в голову, что, пожалуй, лучше снова накрыть тело простыней. Из-под простыни остались торчать лишь ноги Бризара.
По «Вилле» разнесся звонок, сзывающий постояльцев к столу.
Алина нашла в приемной около шляпы Бризара письмо, адресованное госпоже Брюло. Та осторожно вскрыла его, не слишком доверяя последней воле человека, который оставил неоплаченными столько обедов и ужинов. В конверте лежал исписанный лист бумаги и банковый билет, и госпожа Брюло прежде всего быстро взглянула на цифру, определяющую его достоинство. И только потом, спрятав банкноту от нескромных взглядов в кулаке, она прочла письмо следующего содержания:
Умирая, я чувствую себя обязанным от всего сердца сказать вам свое последнее прости. Друзья, жизнь — ад, и мы, пролетарии, должны за все расплачиваться. Вот почему я кончаю с ней, но одновременно выражаю надежду, что вы все встретите на своем пути только розы. Я ни к кому не питаю ненависти, и я попросил прощения у своей старой матери.
Прощайте все, кто часто сидел со мной за одним столом,