— Пошли! — хрипло бросил он. — Чего стоять! — и добавил, наклоняясь ко мне, что это его клиенты и он их тут подобрал, а не я.
Что мне было делать? Отдать моих знакомцев на произвол судьбы или же поддержать их в трудную минуту? Одно было ясно — не соблазны Закстраат манили их, им нужна была Мария ван Дам. Но если я намекну, что им лучше держаться подальше от Закстраат, мне не миновать стычки с этим зверюгой. Вернее всего было предоставить выбор им самим.
— Слушайте, — сказал я, — вон там — и я указал на север, — там девушки продают любовь, а вон там — и я показал в сторону земли обетованной — та, чье имя стоит на сигаретной пачке.
— Не надо нам девушек, продающих любовь, как вы их зовете, сэр, нам нужна она! — с уверенностью сказал Али, тщательно выговаривая английские слова, и помахал картонным талисманом, как флагом.
— Значит, надо идти туда, — сказал я. — Третья направо, потом вторая налево, первая направо, а потом — таким зигзагом. Там и найдете.
— Благодарю вас, сэр. — Он склонился в поклоне, почти как придворная дама, и все трое гуськом пошли прочь, под пронизывающим дождем, туда, к третьей направо; тип с перебитым носом выругался им вслед, а я направился к трамваю, который должен был отвезти меня к жене и детям. Мне казалось, что я отлично выпутался из трудного положения, особенно я хвалил себя за последний штрих, из подобных переделок выйти не так-то легко. И еще одно: теперь я могу спокойно ехать домой, сесть с газетой у огня и тем самым вступить наконец на путь добродетели.
Наверно, так было предначертано судьбой, но мой трамвай долго стоял на остановке. Не знаю, что на меня нашло, но я чувствовал себя неспокойно, словно что-то лежало у меня на совести. Я стоил на задней площадке, уставившись в дождь — он уже почти перестал, — как вдруг увидел моих черных, которые выходили из булочной Йонкера, жадно жуя булки и оглядываясь в поисках нужного поворота. Видно, они не могли решиться, куда завернуть — на Рейндерсстраат, пересекавшую главную улицу, или на Корнмаркт, где начиналась путаница переулков, где им придется безнадежно бродить взад и вперед, пока на рассвете не придет время возвращаться на корабль и браться за работу. Нет, никогда им не найти Клостерстраат. И даже если они попадут туда — как отыскать дом номер пятнадцать: наши указатели, наверно, для них похожи на иероглифы.
И вдруг я мысленно представил себе, как я сам, усталый и одинокий, затерялся бы на улицах Бомбея. Ночь, холодный туман пронизывает мой дешевый пиджачок. Я брожу из переулка в переулок, мимо базаров и трущоб в поисках Фатьмы, а она ждет меня в красном свете лампы у себя дома, где-то в конце пути, по тридцать седьмой улице направо, по пятнадцатой налево, по девятой направо, седьмой налево, а оттуда — в кривой переулок, которого мне никогда не найти. И в руке у меня жалкий клочок картона, никто на него не хочет смотреть, а тысячеголовая толпа течет мимо живым потоком, словно воды Ганга, и не обращает на меня внимания. С сердцем, полным надежд, с сияющими глазами вышел я на поиски и теперь в третий или четвертый раз вернулся к тому же углу. Замкнулся бесконечный, безнадежный круг, и я знаю — никогда мне не найти Фатьму, никогда не сжать ее в объятиях. При первых лучах зари она погасит лампу и, рыдая, бросится на ложе, оттого что неверный белый гость обманул и не пришел.
И я должен был признаться, что ничем не помог бедным ребятам, что зря я жестикулировал, стараясь объяснить им дорогу — особенно нелепо выглядели эти дурацкие зигзаги, — да и вряд ли они меня поняли. А эта Мария ван Дам, чье имя, как рыцарский девиз, стояло на кусочке картона, кто она такая? Наверно, простая девчонка, трудно вообразить, что три кули будут искать в доках благородную барышню. Но и тут есть чертовски хорошенькие девушки, без особых предрассудков. А Мария для меня самое красивое женское имя. Впрочем, это неважно: не я ее ищу, а трое чужестранцев.
И, не раздумывая, я соскакиваю с трамвая и подхожу к моей черной троице, которая встречает меня сияющей, как заря, улыбкой.
— Странный город, — говорит Али, — в нем все улицы одинаковые.
Но я успокаиваю его жестом и обещаю, что провожу их к той девушке, чье имя стоит на куске картона. И я решительно направляюсь к третьей улице направо, рядом со мной идет Али, а за ним молча следуют его темнокожие друзья.
И вот я иду с людьми, ни в чем не похожими на тех, с кем мне суждено коротать всю свою жизнь — с тремя чужаками другого цвета кожи, у них и походка другая, и смех не тот, и здороваются они иначе, а может быть, и любят по-иному, и по-иному ненавидят, чужаки, которым ничего не известно о столпах нашего общества и дела нет до наших принцев и прелатов, оттого они, наверно, и пришлись мне так по сердцу. И раз уж случай свел нас на одном перекрестке, нужно ловить его не мешкая, потому что встреча будет мимолетной и недолгой.