Ему снилось, что он стоит в огромном пустом зале, голые стены которого залиты яркими лучами послеполуденного солнца. А в дальнем конце этого зала находится ступенчатое возвышение, и на ступенях полным-полно разных музыкальных инструментов: большие красновато-коричневые и темно-коричневые виолончели, сверкающие скрипки, блестящие трубы и флейты, а на самом верху длинный ряд горящих медью литавр. И вдруг этот мощный оркестр разом зазвучал, сам по себе, хотя никто не прикасался к инструментам… то был бешеный вихрь звуков, едва не опрокинувший его наземь.
Он проснулся и долго ворочался в безмолвном восторге.
В тот день, когда полный запрет на торговлю спиртными напитками после долгой и упорной борьбы получил наконец силу закона, общество «Идун» устроило большой благодарственный праздник. Для придания некоторой законченности портрету управляющего сберегательной кассой Анкерсена здесь будут вкратце описаны бурные события, имевшие место во время этого необычного торжества.
— Ну, каждый из вас, здесь присутствующих, знает, конечно, по какой причине этот зал украсился сегодня флагами и гирляндами, а сами мы надели праздничное платье.
Это фру Ниллегор, деятельный вице-председатель общества, выступает с речью. Фру Ниллегор взволнована и к тому же голодна и сильно простужена. Она энергично сморкается и при этом роняет свое пенсне, которое падает на пол и разбивается, но в такую минуту не до пустяков, наморщив лоб и возвысив голос, она продолжает:
— Да! Полный запрет на торговлю спиртными напитками сделался счастливой явью. Как всем нам известно, он утвержден сначала всеобщим референдумом, а затем и законодательно. Так что теперь уж все, никуда не денешься.
На лице фру Ниллегор появляется такое выражение, будто она вот-вот прыснет со смеха, но это оттого, что она хочет чихнуть. Следует громкий чих, и снова пускается в ход носовой платок. Она продолжает:
— Как я уже сказала, теперь никуда не денешься, да.
Лицо фру Ниллегор опять делается таким, будто ее щекочут, и следует еще один резкий чих. Она стоически продолжает:
— Этой своей заветной цели мы достигли под водительством управляющего сберегательной кассой Анкерсена. Он всех нас заражал своим воодушевлением. Он как никто подвергал себя риску и шел в огонь и в воду. Он своим примером укреплял нашу волю, и благодаря его водительству даже у самых слабых распрямлялись спины.
И вот в итоге нам выпала честь увенчать свои головы лаврами победы. Да, дорогие друзья! Наш путь завершен. Мы стоим у цели. Вместе с царем Соломоном мы можем воскликнуть…
Фру Ниллегор опять борется с желанием чихнуть.
— Воскликнуть…
Громогласный чих.
— Мы можем вместе с царем Соломоном воскликнуть…
Снова чих. Фру Ниллегор делает передышку. Ноздри ее судорожно подрагивают. За самыми дальними столиками кое-кто, не сдержавшись, фыркает. Ее снова сотрясает чих, она переносит его со смирением. Но вот наконец путь расчищен, и она продолжает:
— Так вот, вместе с царем Соломоном мы можем воскликнуть: «Итак, увидел я, что нет ничего лучше, как наслаждаться человеку делами своими, потому что это — доля его».
Новый приступ чиха уже на подступах, и, чтобы его опередить, фру Ниллегор выпаливает остаток речи в стремительном темпе:
— А теперь, дорогие друзья, давайте вместе приятно проведем этот вечер, приглашаю вас попотчеваться прекрасным жарким, которое сегодня подано у нас к столу! Пожалуйста!
Сладко и облегченно чихнув, фру сходит с трибуны и усаживается за стол между своим мужем и управляющим сберегательной кассой.
Учитель Ниллегор, пока его жена говорила речь, сидел как на иголках. Со времени нашумевшего происшествия Ида находилась в экзальтированном расположении духа, которое внушало ему тревогу, и, кроме того, она переутомилась, занимаясь подготовкой к этому празднику, устройство которого было возложено на нее. Но слава тебе господи, выступление прошло безупречно. Никакого глаголания на незнакомом языке! Никаких непотребных сцен! Все самое страшное теперь позади, все кончилось благополучно. Жаркое испускает восхитительный аромат, ножи и вилки с готовностью пришли в движение и весь длинный подковообразный праздничный стол довольно и мирно гудит.
Но тарелка Анкерсена пуста.
К чему бы это?
— А ты, Анкерсен, что ж ничего не ешь? — опасливо спрашивает Ниллегор.
Анкерсен не отвечает. Сидит как в рот воды набрал.