В ладье Харона, или Симптомы старости[*]
(Роман-эссе)
— Ох, Барышня, и чего только опять не судачат на деревне про вас и про господина писателя!
— Что же именно, Юлишка?
— Будто бы господин писатель улиток ест!
— Но, милая Юлишка, мой муж действительно ест виноградных улиток! И я тоже их ем.
Молчание.
— Зато я не ем! — взрывает лед паузы звонкий, жизнерадостный и от полноты жизни задорный до дерзости голосок девчушки лет шести-семи.
Но Юлишка — семидесятилетняя Юлишка — лишь чуть заметным поворотом головы и брошенным искоса взглядом выражает вопрошающее «почему». Да и то не сразу, а какое-то время погодя.
— Они все такие скользкие, противные! Ни за что на свете не согласилась бы проглотить улитку! Бр-р-р!
Наконец — после новой паузы — Юлишка с неподражаемым оттенком порицания замечает:
— Скажете тоже, вот ведь мама ваша их кушает.
Юлишка знает свою Барышню с пеленок. Она уж и сама запамятовала, какой год кряду ходит стирать, а иногда и готовить (правда, только в летние месяцы) на это в полном смысле слова благородное семейство. А господина писателя она знает с тех пор, как однажды, в июне, он нежданно-негаданно водворился в их красивом доме на берегу озера — в качестве мужа Барышни.
Юлишка и его отнесла было к истинно благородным людям и числила среди них вплоть до того праздничного воскресного обеда, пока собственными ушами не услыхала от молодого хозяина, что бывали в его жизни периоды, когда он месяцами перебивался сухомяткой. Без тарелки супа, вообще без горячего!
И ее прежнее твердое мнение о муже Барышни как человеке благородном поколебалось. Хотя и теперь ей хотелось бы видеть в господине писателе по возможности только хорошее. Она по-прежнему держала открытой для него дорогу к своему старому сердцу, простому и незлобивому.
Через два дня снова появились улитки.
Ночью шел дождь; в такую погоду виноградные улитки обычно вылезают из своих укрытий: им легче ползать по влажной траве. Барышнин муж еще неделю назад отыскал на чердаке разбитую оплетенную бутыль; осколки он кропотливо, не жалея труда, выковырял по стеклышку, и пустая плетенка стала теперь садком для улиток; он насобирал уже с полплетенки.
Сейчас он пытается подкормить свою живность. Сует им на пробу лепестки роз.
Юлишка тоном человека, которому невтерпеж молчать при виде столь несусветного невежества, заявляет:
— Не едят они этого.
— А что они едят? Чем лучше их кормить? Когда они не на воле…
— Изволили знать господина Коложа?
— Кто это?
— Да он тоже вроде вас все больше по заграницам разъезжал. В Фехерваре был директором банкирского дома. Так вот, господин Колож накажет, бывало, капустных листьев нарезать мелко-намелко и морковной ботвы — тем и кормил улиток. А держал их в большом корыте.
*