Вуншгетрею недосуг исповедовать свою непрошеную гостью.
— Какого мнения на этот счет первичная партийная организация?
— Первичная организация? Прежний секретарь умер, нового что-то не видно.
— Да вот же он сидит передо мной, — шутит Вуншгетрей.
Для Фриды зазвонили колокола партийной славы. Она опускает глада долу, насколько ей это удается.
— Извини меня, товарищ, но я всего только винтик!
Вуншгетрей встает, ему пора идти.
— Собирается партгруппа. Занимает определенную позицию. Доложите мне. Линия партии — прежде всего.
Нежданные перспективы для Фриды. Вечером она набрасывается на учебники. Будущий секретарь партийной организации должен что-то кумекать:
Фрида Симсон шебаршится среди книг, как мышь в копне сена. Вильм Хольтен рубит в корыте корм для поросят Оле. Матушка Симсон, уморившись от тяжелой работы в лесу, уже легла спать.
— Тебе хорошо, — вздыхает Фрида, — кончил работу и другим делом занялся. А наш брат только и знает, что зубрить и повышать свою квалификацию.
— Бери косарь да руби!
— Чудак! Это значило бы саботировать партийную работу! — Шутка почти удается Фриде. Сегодня она чувствует себя удивительно весело и свободно. И то сказать: перед ней открываются приятнейшие перспективы. Странным образом, ей даже хочется позволить себе какую-нибудь непозволительную выходку. — Сейчас, в наказанье, ты мне зажжешь сигарету!
— Это можно. — Вильм чиркает спичкой.
— Сунь мне сигарету в рот.
— И это можно. — Вильм выполняет ее просьбу.
— Ну, теперь ты все равно что поцеловал меня.
— И это можно.
Освобожденные чувства Фриды уже не знают удержу: она кидается на Вильма. И кусает его, да еще как! Вильм ее кусает в ответ, разве он даст над собой насмешки строить? Как аукнется, так и откликнется! Вильм чувствует себя почти как в детстве, когда подвыпившая батрачка, заплатив несколько грошей, посадила бедного сироту на лошадь ярмарочной карусели…
Земля кружится в мировом пространстве. Через четверть часа Фрида говорит:
— Теперь ты все равно что обесчестил меня. Отнесись к этому самокритично.
Партийная группа наконец-то собралась. Одна из положительных сторон Фриды сразу стала очевидной — она умеет двигаться вперед на всех парах.
Кому быть новым секретарем? Всеобщая нерешительность. Есть три кандидатуры: Ян Буллерт, Оле Ханзен и Фрида Симсон. Фрида достаточно прозрачно намекает, что районное руководство во главе с новым секретарем Вуншгетреем хочет видеть ее на посту секретаря деревенской парторганизации.
— Нет! — Оле высказывается против. Фрида девица усердная, намерения у нее самые лучшие, но важно, как эти намерения проявляются. Говорит она правильно, правдиво, а тон ее только страху на людей нагоняет. Этого мнения держался и Антон.
Фрида, пожелтев, резко и категорично:
— Вопрос об Антоне не стоит на повестке дня!
Каменщик Келле, парень двухметрового роста:
— В таком случае и Ленин не стоит на повестке дня, поскольку он умер!
Фрида вызывающе:
— Сравнение глупое и неубедительное.
Эмма Дюрр возмущенно:
— Вот вам и доказательство! Фрида, не уважающая память покойных товарищей, на посту секретаря парторганизации? Нет!
Обсуждают кандидатуру Оле Ханзена. Но Фрида была бы уже не Фридой, если б не попыталась свести счеты с Оле.
— Необходимо отметить, что товарищ Ханзен за спиной партии организует недозволенные институции! — Если выберут Бинкопа, она, Фрида, умывает руки.
В результате выбран Ян Буллерт, до сих пор бывший заместитель секретаря.
Уже поздно, очень поздно. Но как бы там ни было, Фрида требует, чтобы поставили на обсуждение вредные антипартийные уклоны Бинкопа. Сейчас о них будет доложено. Как-никак, она отвечает за эти дела перед районным собранием.
Эмма Дюрр вскакивает:
— Нет, трижды нет. Ответственность отныне несет Ян Буллерт, секретарь.
У Яна Буллерта свое представление о работе секретаря деревенской партийной организации, и еще вопрос — правильное ли. Оле Бинкоп ввергнут в горести холостяцкой жизни, тут и незаслуженная беда, и сумасшествие, от которого его необходимо излечить.
Буллерт приглашает Оле на семейное торжество. Его сыну Клаусу стукнуло восемнадцать — иными словами, он достиг совершеннолетия. А Оле считается вроде как крестным отцом Клауса. Он вырезал ему первую флейту из ствола бузины. Лазил с босоногим мальчонкой на колокольню, показывал ему колокола и в самый обычный вечер устроил свадебный трезвон. А когда люди сбежались в церковь, оба нарушителя общественного спокойствия уже надежно укрылись в стоге соломы.
Музыка изо всех дыр — да и может разве быть иначе на празднике у Буллертов? Оле встречают тушем. Усаживают на диван, пусть устраивается поудобнее и веселится вместе со всеми. На диване сидит еще Розекатрин Зенф, разведенная красотка из Обердорфа. Блестящие украшения на всех неприкрытых местах. Навешано, как на берлинской лошади с пивоварни. Розекатрин призывно хлопает ладонью по дивану.
— Сюда, Бинкоп, товарищи по несчастью должны друг друга утешать!
играет домашний оркестр. Тринадцатилетняя Герта и пятнадцатилетняя Тильда поют это с таким чувством, точно им уже под пятьдесят.
Розекатрин протестует:
— Не по вкусу мне эта народная песня! — Она щиплет колено задумавшегося Оле. — В нас разве уже и перца не осталось?
Саксофон Клауса хохочет, искусственные цветы дрожат в хрустальной вазе. Ради своего дня рождения Клаус велел подстричь себя по новой моде. Получилось это не слишком элегантно. Георг Шабер, деревенский цирюльник, не успел обзавестись машинкой. Он обстриг Клауса обыкновенной бритвой — как косой скосил. Не то, что нужно, конечно, но ничего, со временем прогресс обязательно победит в Блюменау!
Семейный праздник идет своим чередом: баранье жаркое с гречневой кашей. Свиная голова с кислой капустой. Торт, на котором сливочным кремом выведено «18», и крепкий кофе. Земляничное вино, водка и бутылочное пиво. Заплесневелые куплеты Яна Буллерта «Уж ты не скромник прежних лет — ишь на тебе какой жилет…» Оле знает со времен отрочества, а вот баранье жаркое, торт и кислая капуста — это что-то поновее.
Розекатрин следит, чтобы ее сосед всего отведал.
— Свиную голову ты непременно должен попробовать. Если бы я снова вышла замуж и мой муж был таким тощим, не знаю, могла ли бы я его любить!
Ну что он должен ответить? Ваше здоровье! Оле пьет четвертый стакан земляничного вина. Розекатрин покачивает головой и придвигается к нему.
— Жаль, что мы уже на «ты»! Как бы кстати было сейчас выпить на брудершафт и поцеловаться. На этот счет я очень даже отзывчивая.
Оле бросает в жар. Он снимает пиджак. На манжетах у него нет пуговиц. Ему приходится засучить рукава. Розекатрин не может вдосталь наглядеться на его волосатые мужские руки.
— Если я выпью еще и этот стакан, не знаю, что будет, со мной уже случалось, что я кусала руку своего соседа!
Оле предпочитает общество Яна и его зятя Тутен-Шульце. Они спорят о посадке картофеля. Тутен-Шульце задирается:
— Квадратно-гнездовой способ? Русская мода! Они там против индивидуализма. У них все коллективное. Три картофелины в одну ямку суют. Я считаю — глупая затея.
Ян Буллерт оглядывается на Розекатрин:
— Тебя что, диван греть сюда позвали, а?
Праздник упорно лезет вверх по лесенке веселья. Затевается игра в фанты. Розекатрин расплачивается своими украшениями. Кольца, браслеты и бусы уже лежат возле руководителя игры Клауса.
— Теперь мне, кажется, придется блузку снимать, — кокетливо щебечет фрау Зенф.
— Блузку? Нет, нет! — Криста, жена Буллерта, такого не допустит. Поди знай этих мужчин! Она проворно собирает на стол и приносит ужин: сардельки и картофельный салат — солидный противовес хмельным выдумкам.