Дед всегда говорил, что мы, деревенские, должны уметь за себя постоять.
Я начал копать землю, пока не появилась кротовая тушка и отдельно — отсеченная голова.
— Прямо как у французов гильотина, — сказал я и растолковал деду, что это за штуковина такая — гильотина. Но он плохо слушал меня, только приговаривал:
— Ты копай лучше, да поменьше пустословь. Расчисть землю поровней. Дались тебе эти хранцузы!
Дед заново приладил колышек и луковицу.
— Сейчас еще один припожалует. Думаешь, оставят это место? Как бы не так!
Рытик, которого мы только что прикончили, был здоровенный, с пол моей руки, пожалуй. Чем-то он на маленького ослика смахивал. Я его разглядываю, а дед в мою сторону даже не смотрит.
— Деда, а почему ты к другой куче не переходишь?
— Куда нам спешить? В каждом лазу по кротовой семье проживает, по трое-четверо. Мы их всех по очередке сничтожим.
Пробыли мы с дедом в поле аж до вечера. Восемь рытиков укокошили и бросили в кусты подальше, чтоб лисы да шакалы сожрали. Три дня возились, пока не очистили весь участок.
Теперь, когда я знал, как с кротами управиться, я решил сделать одно доброе дело. Взял клин, топор, несколько головок лука и пошел на картофельную делянку Гюльнаре. Мне хотелось, чтобы никто не узнал об этом, но жена чобана, тетушка Феден, увидела меня на поле Гюльнаре и разболтала ее матери. Как же благословляла меня мать Гюльнаре, как нахваливала!
— Пусть вся жизнь твоя будет светлой, сынок! Да исполнит Аллах все твои желания!
Ах, если б Аллах и впрямь исполнил все мои желания! Даже не все, а одно-единственное, самое заветное! И больше мне ничего в жизни не надо.
Не так давно был со мной один случай. Гулял я по лесу. На лужайке, смотрю, прямо у меня из-под ног так и брызжут в разные стороны зеленые кузнечики. Сначала я хотел открыть клетку: пусть моя куропаточка поохотится на кузнецов. Сама поймает — слаще будут казаться. Но, подумав, не стал ее выпускать. Еще чего доброго запутается в поросли диких маслин, занозится колючками. Я сам наловил кузнечиков, оборвал им крылья, пускай лакомится.
Иду я себе дальше и вдруг слышу: какие-то чудные звуки доносятся. Глянул и даже обомлел. На другом краю полянки в густых зарослях тамариска и диких маслин примостилась веселая семейка: дикая свинья с поросятами. Мамаша лежит на боку, вся ощетинилась, а детки прилипли к ее брюху, молоко сосут. Не знаю, сколько сосцов бывает у дикой свиньи, и поросят на таком расстоянии я не мог пересчитать. Видел только, что местечка свободного не оставалось. И такая у них там радость, такое довольство.
Честно говоря, я немного струхнул. Если свинья учует меня, мне несдобровать. Дед говорил, что они страсть какие злющие. Мамаша приподняла голову и обвела все вокруг своими маленькими глазками. Хорошо, я успел пригнуться за кустом. Не заметила она меня. Сижу, смотрю сквозь зеленые листочки тамариска. Свинья успокоилась, а поросятки знай себе дудонят.
Если б я был настоящим охотником, пусть даже американцем, я бы ни за что не стал по ним стрелять. А если б и дикая свинья доверилась мне, я бы дождался, пока поросята насосутся молока вдоволь, и поиграл бы с ними. Гладил бы их, ласкал, но обижать не стал. Потом я бы рассказал обо всем деду. Уверен, он остался бы мною доволен. Мне очень хочется, чтоб дед всегда был доволен мною. А вот матери рассказывать не стал бы. Она непременно раскудахталась бы: «Да как ты посмел, да как себя не поберег!» Может, она была бы и права. Стоит этой хрюшке учуять меня, как набросится, я и опомниться не успею — выпотрошит меня своими клычищами. В лучшем случае сама перепугается до одури и целый час бежать будет со своими поросятками. Ох и дуреха она! Небось долго выискивала местечко поспокойней, чтоб накормить своих деток, и вот не нашла ничего лучше, как расположиться вблизи от тропинки. Скоро зима, ей придется искать себе другое, более теплое и безопасное место. А тут слишком часто устраиваются охотничьи облавы. То наши деревенские мужики нагрянут со своими собаками, то из Чайоба, Кашлы или Чайырлы. Собаки куда проворнее поросят. Разве одной, свинье справиться с целой сворой? А поросята, те и вовсе беззащитны. И откуда такая вражда между людьми и зверьми?
Я вернулся в деревню. У дома Карами стоял наготове его джип. Карами купил эту машину в Анкаре, оттуда сюда пригнал своим ходом. Долго потом похвалялся перед всеми, что, мол, повезло ему на редкость, всего за тыщу лир купил джип у американской фирмы, за две тыщи отремонтировал, выходит, он обошелся ему всего в три тыщи. А джип — машина серьезная, по какому хочешь бездорожью пройдет. Теперь для него пара пустяков добраться в Кырыклы или Сулакчу. Пожалуй, золото в горах начнет искать.