— Куда бы нам пойти?
— Не знаю. Ты куда думала?
— Может, съездим в Новиград? Посидим там где-нибудь.
Значит, она знала, что у него есть машина. Он колебался.
— Или тебе не хочется, чтобы тебя видели со мной?
Ему было неприятно объясняться с ней под любопытными взглядами сидящих за столами, но еще неприятней было бы на глазах у всех двинуться куда-то в темноту.
— Идет! — согласился он. — У меня тормоза не в порядке, но ничего. Поедем осторожно… Мы в Новиград, к врачу. Никому ничего там не нужно? — проговорил он оправдывающимся тоном, но никто не откликнулся на его предложение. — Надеюсь, сегодня Уче повезет больше, — добавил он, однако и это не помогло. Уставившись истуканами, все молча взирали на них. В тишине слышно было жужжание мошкары, слетавшейся к свету роями.
В машине он уловил какой-то незнакомый противный запах. Пота или, может быть, немытых ног. Спустил оба окна, чтобы сквозняк продул кабину. Затем и она села в машину и, шурша платьем, устроилась рядом.
— Ты ее не запираешь?
— А зачем?
— Не боишься, что кто-нибудь воспользуется ею?
— Из здешних? Кому такое может в голову прийти?
— Кто знает. А вдруг соблазнится кто-нибудь.
— Не думаю. Да никто из них и водить-то не умеет.
Он выезжал на главное шоссе. Его ослепил автобус, на полной скорости шедший из Новиграда, и разговор оборвался. Шоссе было необыкновенно оживленным для такого времени суток, а может, ему так казалось после двух недель, проведенных в сельской глуши. В обгон и навстречу проносились машины; обочиной шоссе под прикрытием мрака прогуливались парочки отдыхающих. Надо было быть все время начеку, чтобы не налететь на них. Она это поняла и сидела притихшая и безмолвная.
Курортный сезон был в разгаре, и он едва нашел место, чтобы поставить машину, с трудом пробившись сквозь толпы гуляющих, запрудившие узкие приморские улицы городка. За столиками, вынесенными на тротуары перед кафе и отелями, сидели отдыхающие. Духовые инструменты джазовых оркестров воинственно скрестили шпаги. Было шумно и светло, как днем.
Она пригладила прическу, провела помадой по губам и, заглянув в зеркало, поправила нитку бус. И выпорхнула из машины — всадница, соскользнувшая с седла в раскрытые ей навстречу объятия. Подхватила его под руку и больше не отпускала.
— Как хорошо, что мы сюда приехали! Признайся. У нас ведь можно взвыть от одиночества и тоски, — говорила она, на ходу приветствуя кого-то из знакомых. — А в этой толчее и давке забываешь свои горести.
И еще крепче прижала к себе его руку, как бы поверяя ему что-то сокровенное. Но вдруг остановилась, услышав свое имя. Отчаянно размахивая руками над толпой, к ним пробивался парень в канареечно-желтой майке.
— Джина! Какая неожиданность! Постой, подожди! Мы тут. Все наши и еще кой-какие девочки. Эй! — призывал он своих, затерявшихся в толпе. — Посмотрите, кого я встретил!
Он сгреб ее, держа за локти обеими руками, и закачал из стороны в сторону, так что нельзя было понять, собирается ли он ее подбросить или положить на лопатки.
— Слушай! Как здорово, что ты тут оказалась! Сегодня у нас по плану грандиозное веселье. Мы уже слегка под градусом.
— Это Саша! — спохватилась она представить его. — А это Дракче… и компания, — прибавила она, так как, скаля зубы в улыбках, к ним уже приближалось несколько человек. Мужчины были в экстравагантных цветастых майках, предоставлявших оголенным животам дышать и наслаждаться вечерней прохладой. За ними следовали девушки.
— Здорово, пижон! — приветствовал его один из молодых, с окладистой рыжей бородой. — Мы, помнится, старые знакомые. С солунского фронта, первый батальон третьего призыва противоавиационной конницы!
— Замолчи, балда! — отстранил его Дракче. Рыжебородый притворно закачался, грозя рухнуть на землю; компания подхватила его и понесла, словно больного на носилках. Девушки с распущенными волосами составляли свиту.
— Куда вы направляетесь? — спросил Дракче, самый трезвый из всех. — Пошли с нами. В «Полинезию»! За столиками перед отелями немыслимо цивилизованно и смертельно скучно.
— У нас машина, — колебалась она.
— Что у вас? «Рено», старая марка. Не бойтесь, никто ее не стащит.
И они поволокли его за собой извилистыми уличками. Они пересекли почти весь город и узким перешейком вышли к сосновой роще на мысу. В окружении спокойной глади воды мыс этот казался полинезийским атоллом, сосны — пальмами, висящие между ними красные и синие фонари — кокосовыми орехами. Дворик, подобно туземному селению, обнесен тростниковой оградой. Над входом, поддерживаемый двумя могучими резными, пестро разрисованными столбами, тотемами, — широкий соломенный навес; под ним — изукрашенный перьями и в маске племенного колдуна — страж со щитом и при копье. Столы расставлены по кругу под соснами и под веретенообразными кровлями хижин. Обнаженные по пояс кельнеры в коротких соломенных юбочках, как и оркестранты, отбивающие дробь на барабанах, покрыты коричневой краской и расписаны ало-белыми знаками.