Вопросы рождались во мне один за другим, но времени задавать их не было.
- Разрешите приступить к командованию?
- Разрешаю. - Генерал протянул руку: - Действуйте, подполковник. И людей берегите, берегите!…
* * *
В полк нас, меня и Ашота, вел старший лейтенант Архипов. Он в немецком маскхалате, молодой, с рыжей бородкой и мальчишескими кругловатыми глазами. Как-то виновато представился, будто это он не смог задержать прорвавшуюся на КП полка «ягдт-команду» и из-за его какого-то промаха, в котором он сам никак не может разобраться, погибли офицеры штаба во главе с командиром полка. А он - жив и очень хочет жить.
Положение мое было прямо-таки аховым. Почему-то вспомнились огромные серые камни, окружавшие кратер потухшего вулкана. За ними тогда ждали нас каратели. Мы притаились на дне кратера в кустарниках - слепые и зрячие, кто покорился судьбе, кто мучительно искал выхода из этой мышеловки. Мы нашли его, и потом, когда шагали по безопасной лесной дороге, тот капкан, в котором мы только что были, казался не таким уж страшным…
Командный пункт полка находился в подвале, заваленном гниющими фруктами; пьянящий винно-кислый дух ударил и ноздри. В углу горела лампочка от аккумулятора, под ней сидел офицер в наброшенной на плечи шинели. Увидев нас, встал; стараясь не споткнуться, пошел навстречу. Хлопотливо одергивая гимнастерку, виновато сказал:
- Я же совхозный статистик, а мне говорят: «Командуй!» Всего-навсего капитан интендантской службы, вон у меня и кухни поотстали…
- Идите подгоняйте свое хозяйство. - Я полол ему руку, представился и на прощанье сказал: - И чтобы горячее два раза в сутки!
- Это мы сделаем, товарищ подполковник, тут уж будьте спокойны, - сказал радостно.
Ашот, отшвырнув валявшиеся под ногами яблоки, подошел к полевому телефону, нажал на зуммер:
- Кто живой, отзывайся… Да-да, давай сюда начальника связи. Убит? А ты кто будешь? Так вот слушай меня, старшина…
Я посмотрел на часы.
- Ну, начштаба, сколачивай новое хозяйство, а я на позиции.
В сопровождении Архипова и двух автоматчиков вышел на кукурузное поле и тут же был обстрелян минометным огнем. На переднем крае - окопы в полный рост, но проходы между ними лишь намечались. Взводами командовали сержанты, ротами - младшие лейтенанты. На батальон - менее ста активных штыков. Полоса полка по фронту около трех километров, впереди - ровное поле, лишь местами пересеченное мелкими кустарниками. Многие солдаты спали. По всему участку била артиллерия, но не кучно.
Появился сержант с телефонным аппаратом, протянул мне трубку. На проводе Ашот:
- Из того, что прибыло с нами, половину направляю к вам, а вторую держу в резерве.
- Поступим иначе. При себе оставь третью часть, остальных скрытно, но дорожа каждой секундой - по хозяйствам, пока поровну.
Меня разыскал длиннолицый офицер с голубыми глазами:
- Командир гаубичного дивизиона майор Нияшин! Мои машины за вашим КП.
- Свяжитесь с командиром полковой батареи.
- Убит. Вчера.
- Тогда придется вам быть богом нашего полка. Все пушки - вам. Договорились?
Майор молча смотрел на меня, как бы ожидая, не откажусь ли я от своих слов, которые можно понять и как просьбу, и как приказ.
- Через два часа представьте мне схему ведения артогня, - сказал я.
- Хорошо. - Ушел не торопясь.
Скинув плащ-палатку, чтобы солдаты видели мое звание и награды, медленно продвигался с правого фланга на левый, на ходу знакомясь с офицерами. Стало прибывать пополнение. Распределил его по ротам. Солдаты просыпались, послышались негромкие команды, замелькали лопаты.
- Окапываться, хлопцы, окапываться, - раздавались голоса сержантов.
За виноградниками, окружавшими домишки под красной черепицей, расстилалось безлесное и безлюдное поле. Метрах в шестистах от переднего края было городское кладбище, откуда постреливали короткими очередями немецкие пулеметы. Над левым флангом полка нависала лесистая гора - крутая, конусом. Гора молчала. Оттуда, по-видимому, проглядывались позиции не только нашего полка, но и других частей, располагавшихся севернее.
Пошел к артиллеристам. Голубые глаза майора Нияшина холодно смотрели на меня.
- Как позиция? - спросил у него.
- Хреновая. Не мы ее выбирали…
- Они, что ли? - Я кивнул на гору.
- Пожалуй, что они… Тащу пушки от Сталинграда, и на всем пути реки текут с севера на юг. Правый берег выше левого. Им, гадам, везет: они смотрят на нас с верхотуры, всегда с правого берега. За три дня в лобовых атаках знаете скольких побили…
Возвращался на командный пункт, а думка у меня одна: дадут мне ночь или прикажут сегодня же поднимать полк в атаку?
В трех батальонах до пятисот активных штыков. И мало, и вроде бы много… Пушек бы побольше, минометов. Шалагинов своих поведет на штурм, а чем я прикрою его батальон? Пока в полку на километр двадцать стволов - вода в решете. Достаточно кинжального прицельного огня немецких пулеметов - и нам каюк…
На командном пункте уже несколько телефонов, раций. Ашот кого-то вызывает - наклонился к микрофону:
- Я «Коршун», я «Коршун»! Перехожу на прием… Молодец, хорошо отвечаешь. - Увидев меня, тихо спросил: - Худо, командир?
- Времени бы нам, Ашот!
- Не дадут его, Константин Николаевич.
- Колдуешь?
- Зачем колдую? Обстановка. - Он развернул карту, на которой густо рассыпаны условные значки - огневые точки врага, наша позиция и то, что было за нами. А за нами - гаубицы РГК заняли новые боевые рубежи, еще дальше стоят наготове реактивные дивизионы. - Не на парад же, командир!…
Я пожал плечами и вошел в нишу с перископом. Ашот стукнул по дощатому столику американской консервной банкой:
- Надо подзаправиться, не люблю голодным воевать, голова пустая.
Ели с ножа, запивали неустоявшимся кисловатым вином.
- Ах, если бы одну ночь! - причитал я.
- Не будет ее.
Кто- то звонко высморкался -на пороге стоял полковник Мотяшкин, заместитель командира дивизии по строевой части. Я, как и положено, доложил о том, что успели сделать. Он выслушал, стал внимательно присматриваться к оперативной карте.
- Да! - Устало присел на ящик.
- Вина сухого, товарищ полковник?
- От стаканчика не откажусь.
Выпил, достал платок, еще раз высморкался, платок сунул в карман. Сказал как-то очень уж обыденно:
- В восемнадцать тридцать штурм. Прошу принять приказ комдива…
Комбаты, начальники приданных полку боевых средств вваливались на КП, козыряли Мотяшкину и молча жались к стенкам. Иван Артамонович внимательно всматривался в лицо каждого. Помню этот его взгляд, как-то сразу охватывающий всех и все…
Несколько раз перечитал приказ генерала Епифанова, в котором черным по белому сказано: 310-му стрелковому полку в восемнадцать часов пятьдесят минут занять городское кладбище и завязать бои на окраинных улицах Заечара. Значит, лобовой штурм. Мысленно хотелось представить себе, как это получится, но видел лишь ровное поле за виноградниками, по которому бегут мои солдаты и падают от пуль оживших огневых точек врага. По спине пробежал холодок. Не повезло. Не повезло…
Посмотрел на молчаливого заместителя Епифанова полковника Мотяшкина, сейчас моего начальника, и не нашел в его лице ни одной черточки, которая давала бы хоть какую-то надежду на отсрочку. Приказ есть приказ. Я пустил его по рукам. Мотяшкин следил за тем, как шуршащий листочек - черт его знает, почему он шуршал! - переходил из рук в руки. Полковник демонстративно взглянул на часы, потом на меня - он ждал моего приказа о наступлении. Я помнил, хорошо помнил полевой устав, вызубренный в мотяшкинском резерве, чуть ли не по порядку видел десятки пунктов, которые обязан был сейчас претворить в жизнь. Но что я в действительности знал о противнике, например, или о тех средствах, которые находятся справа и слева от наших позиций?