Выбрать главу

Есть одна тема, которая вот уж сколько месяцев волнует всех, но решение еще не найдено.

Как связаться с Ялтинским партизанским отрядом? Все, что касается партизанской темы, даже мелочь, не минует гостиной.

Недавно Софья Андреевна рассказала:

- Партизаны побили летчиков, к нам раненые попали, жуть что говорят про партизан. Мол, они пачками спускаются с гор.

А сегодня снова сведения. Только за неделю шесть раз дали о себе знать партизаны. Там машину разбили, в другом месте немецкую связь оборвали, в третьем взорвали склад горючего.

- Они рядом с нами, и мы должны их найти! - сказала Михайлова. - Мы нужны им, наши медикаменты дороже золота. - Она подозвала к себе Усеинова: - Нафе, что же ты молчишь?

- Я был в горах, следы видел, шел по ним, а потом патруль немецкий помешал.

- Нафе, на тебя вся надежда. Я же старая, пойми!

Попрощались. Елена Николаевна задержала Пригон.

- Чайком побалуемся, Люда!

Сидели за столом. Елена Николаевна любила крепкую заварку. Полную ложку сыпала в стакан. Вода густела до черноты. «Аромат!» - говорила аппетитно.

Сели поближе к кафельной печи, к теплу.

- Ты мне расскажи о своих походах. Все расскажи.

Ничего не утаила, даже поход в Ново-Алексеевку.

Выслушала, сказала:

- Ты среди нас одна прошла фронт, понюхала пороху, кое-что повидала. Я стара. Надо найти партизан.

- Я готова, Елена Николаевна.

- Не спеши. Прежде тебя надо официально оформить врачом больницы. Ты должна свободно ходить по поселку.

- Это возможно? - обрадовалась Людмила Ивановна.

Через неделю немецкая биржа труда без вызова в Ялту оформила ее врачом кореизской больницы.

А Нафе часто напрашивается за дровами. Он умеет доставлять для пекарни самые жаркие поленья граба. Пекарь доволен: он, Спраговский, не хочет других дров. Все шоферы ленивы и пьяницы, один Нафе уважаемый человек.

Старосту только одно удивляет: почему Нафе в лесу так долго задерживается?

Сколько раз Нафе прятал машину в густом кизильнике и шел в лес на поиски партизанских троп! Но тропы засыпаны снегом, и нет на них ни единого человеческого следа. Нафе знает: куда успешнее было бы пересечь яйлу и на северных ее склонах искать то, что нужно. Но пересечь яйлу - рисковать слишком многим.

И вот еще одна поездка за дровами. Уже март, снег в низинах подтаял, сырой ветер шумит в кронах высоких сосен.

Что это? След на пятачке снега? Ну да! Кто-то прошел в постолах, совсем недавно. Нафе идет по следу, дальше, еще дальше. След завернул за скалу. Замерло сердце, он набрал воздух, крикнул:

- Кто здесь?

Тихо.

Присвистнул дважды. И - шорох.

Вдруг жандармы? А все равно крикнул:

- Выходи, я один!

Из- за скалы вышел вооруженный человек, до ужаса худой, болезненный. У Нафе сердце зашлось: Алексеев! Его директор!

- Григорий Андреевич!

- Хлеб у тебя есть?

- Я сейчас, мигом!

- Постой. Я за тобой пойду. Смотри мне!

Подошли к машине, Алексеев успокоился - никого постороннего.

Нафе достал хлеб. При виде хлеба Алексеев пошатнулся, закружилась голова.

Он ел медленно; съел немного, остальное спрятал в вещевой мешок.

- Ну, рассказывай!

Все выложил, что знал, подробно о Михайловой, Пригон, Спраговском, о медицинских сестрах, помощницах Михайловой.

Алексеев знал каждого, о ком сейчас слышал. Что-то сильное, огромное захватывало его. Он обнял Нафе.

- Какие вы все молодцы! Я вам верю. А теперь ты меня слушай, и слушай внимательно.

Нафе узнал о том, как активно воюет отряд, но голод стал косить людей. Перво-наперво самое важное:

- Срочно нужны перевязочные материалы и медикаменты, а нужнее всего марля, вата и йод. Много нужно! Придем на очередную встречу ровно через неделю. Место встречи - столетний орех, что в начале тропы в сторону Тюзлера. Поможете продуктами - спасибо, но лишнего шума не надо. Мы знаем, что и вам не сладко.

- А в лес нас возьмете, Григорий Андреевич?

- Не я решаю. Пока! Большой поклон нашим. О встрече должна знать только Михайлова, ну и Людмила Пригон. И больше никто. Ты меня понял?

В гостиной Нафе рассказывает о встрече с Алексеевым. Елена Николаевна и Людмила Ивановна вслушиваются в каждое слово. Нафе часто повторяет:

- Худо выглядит наш директор, очень худо.

Елена Николаевна поднялась, подошла к шкафу, поставила на место томик Достоевского, украдкой вытерла глаза.

- Люда, Насонову можешь встретить завтра?

- Хорошо, Елена Николаевна.

- У нас мало антисептических средств, перевязочного материала. В Ялте больше возможностей, чем у нас.

- Хорошо, Елена Николаевна.

- И самое главное: как думаешь, Насонова в лес пойдет?

- Она и ее муж готовы в любую минуту.

- Это хорошо, очень хорошо.

- Но партизанам нужен врач, Елена Николаевна!

- Об этом я думала. Пока спешить не будем. Давайте готовиться к встречам.

Через неделю встреча состоялась. Людмила Ивановна принесла врачебный саквояж, туго набитый лекарствами, ватой, марлей. Нафе доставил два пуда муки.

Насонова с мужем были экипированы для лесной жизни.

С Алексеевым были еще два партизана. Их фамилии, к сожалению, мне до сих пор установить не удалось. Это были молодые ребята, страшно худые, изможденные. Насонова, увидев их, разрыдалась.

Алексеев очень спешил. Он поблагодарил за помощь, дал наказ: готовьтесь к новой связи; помимо всего, точно решите один важнейший вопрос. Может ли доктор Михайлова принять десять партизан в свой тайный госпиталь? Вопрос обдумайте всесторонне. Риск тут огромный, это помните каждую минуту. Что касается Насоновой и ее мужа, придется обождать до следующего раза. Таких полномочий штаб не давал, и он, Алексеев, не имеет права решать самостоятельно.

Насонова растерялась, стала умолять, хотя было ясно, что Алексеев по-другому не поступит.

- Я не знаю, как мне возвращаться в Ялту. Что я скажу людям?

Алексеев пристально посмотрел на нее, но муж Насоновой опередил его вопрос:

- Не беспокойтесь, никто не знает, что мы здесь. Для всех, кто нас знает, мы уходили в село к моим родным.

19

Кончилась трофейная конина, добытая еще Вязниковым.

Расковывались от жгучих морозов горы, а на побережье начиналась весна.

Отряд голодал. Голод и сырая стужа укладывали партизан в тайные санитарные землянки. Оставалась надежда на продовольственные операции.

Фашисты знали об этой надежде и делали все, чтобы она не осуществилась.

Конина могла спасти от голода, но обозы перестали двигаться по горным дорогам. Они шли на Севастополь далеким кружным путем по равнинам и только днем.

Чувствовалось, вот-вот установим прочную связь с Севастополем, оттуда придут самолеты, сбросят на парашютах продукты, медикаменты. Надежду рождала весна. Партизаны посматривали в небо, но оно пока было закрыто плотными облаками.

Голод, голод…

И вот пришел Алексеев, принес ошеломляющие новости: он связался с кореизскими подпольщиками. Они обещают медикаменты, какое-то количество муки.

Кучер горячился, недоволен был тем, что Алексеев так долго добирался в лагерь - а шел он трое суток, - упрекал, что пришел с пустыми руками: «Мог же прихватить медикаменты!»

Кривошта остудил комиссарскую горячность:

- Ты посмотри на Алексеева! Тень от человека осталась. Хлеб, который он принес, отдать ему! Через двое суток он, только он, пойдет на связь и доставит медикаменты.

Командир был прав. Алексеев если и держался на ногах, то только вследствие крайнего напряжения нервов.

Кучер хотел сам выйти на связь, но в санитарных землянках лежали тридцать бойцов. Он не мог их оставить, не имел права. Десять партизан, видно по всему, уже не поднимутся: нет никакой возможности помочь им.

А если тайком переправить их в Кореиз, в госпиталь Михайловой? С ним согласился и Кривошта. Кое-кого еще можно поднять на ноги - только накормить, но таких, как Михаил Абрамович Шаевич, не поднимешь. Длительное и профессиональное лечение - вот что ему нужно.