- До свиданья. Буду рада.
- Чем ты так заинтересовалась, дорогая? - спросил Гарри, когда колумбийка удалилась.
- Ничем, Гарри, поверь мне. Я разглядываю людей.
- Вот видишь, как мило можно провести вечер на борту теплохода.
- Да, Гарри.
- Тогда почему ты такая грустная?
- Нет, я не грустная. Я спокойная, а это разные вещи.
- Любая женщина на твоем месте чувствовала бы себя счастливой. Не так ли?
- Да! Это я и хотела сказать. Когда человек счастлив, он спокоен. Правда?
- Конечно. Да еще при двух мужчинах. Я думаю, что ни одна женщина на пароходе не сумела заарканить двух мужчин сразу.
- Что ты имеешь в виду, Гарри, миленький, скажи мне ради бога! Ведь я умоляла тебя не напоминать мне больше об этом…
- Ты очень неосмотрительна: billet-doux [116] не прячут под подушку!
- Гарри!
- Oh God! [117] «Дерзкий, но обожающий тебя Дж.». Ты и неаккуратна и не слишком разборчива! Вот что, моя радость!
- Но я же…
- Да, все понятно. Зачем тебе отличаться от других женщин? Теперь, когда ты видишь, как я ревную, тебе нравится мучить меня!
Гарри нервно засмеялся, и лицо его сразу сделалось суровым. Исабель не знала, что сказать, но в ее взгляде проступило выражение самодовольства.
- Ты даже прическу изменила и краситься стала по-другому. Откуда у тебя эти подведенные брови и эти губы!… Исабель, я ведь с тобой разговариваю!
Она смело встретила пристальный взгляд Джека. Молодой блондин молча тасовал карты.
«Неге, sir», «Look here, daddy-o», «Come, sir», «Penny, daddy» [118] . Молодые негры яростно плавали вокруг «Родезии» и камнем уходили на дно, чтобы подобрать монетки, брошенные пассажирами. Несколько гребных лодок покачивалось на волнах возле этой команды добровольных ныряльщиков, которые выскакивали из воды с налитыми кровью глазами и густой пеной, стекавшей по подбородку. Среди них была одна-единственная девушка - негритяночка лет пятнадцати, стройная, худенькая, с едва намеченной грудью. Она кричала настойчивее всех, мгновенно исчезала под водой, показывая свои маленькие ягодицы, обтянутые старым зеленым купальником, острым копьем вылетала на поверхность и снова начинала истошно вопить;
- Look at me, daddy-o! Silver here, sir! Please! [119]
И ее огромные белые глаза, высматривающие монетку, сияли таким восторгом, словно она играла в какую-то увлекательную, веселую игру, а вовсе не зарабатывала на жизнь.
В полдень, нежаркий, подернутый зыбким маревом, моторные лодки «Родезии» перевезли на берег пассажиров, которым захотелось погулять по Бриджтауну.
Красные деревянные постройки и черно-зеленые заросли сакатона [109] , видневшиеся на побережье Барбадоса, контрастировали с окаймлявшей его белой полосой воды, которая покрывала почти бесцветный песок.
- Завтра мы будем в Барбадосе,- сказал Гарри своей жене, когда они после вечернего кофе вернулись в каюту, чтобы переодеться.- Это последняя остановка перед Майами… Из Майами мы полетим в Нью-Йорк, а оттуда поездом в Филадельфию. Я человек терпимый и вовсе не дикарь, Исабель. Мне понятно твое состояние. Этот проходимец влюбился в тебя! И надо полагать, помимо твоей воли… В такой ситуации ты еще никогда не бывала, да и вряд ли будешь. Вряд ли! В моем доме тебя ждет совсем другая жизнь. Вернее, та жизнь, к которой, очевидно, ты привыкла и к которой тебя готовили твои наставники. Словом, разберись во всем сама, Исабель. Побудь одна в Бриджтауне. Погуляй, если тебе захочется, с твоим странным поклонником. Можешь выпить с ним рюмку-другую! Да, да! Я тебе доверяю и согласен даже на это! Мне бы хотелось, чтобы ты посмотрела на этого человека, как говорится, при свете дня и поняла, что он самый обыкновенный лакей. Более того, я требую, чтобы ты выполнила мое желание. Пусть у тебя откроются глаза! Тогда мы снова обретем покой!
Пока Исабель спускалась по трапу в моторную лодку и пока сидела в этой лодке, быстро приближавшейся к причалу, она действительно думала только о письмах, которые ей хотелось послать тете Аделаиде и Марилу, чтобы рассказать им о чудесных событиях своей жизни: свадьбе, любви, новом лице, сделанном карандашом и помадой, двух мужчинах, желавших ее… Она мысленно отыскивала нужные слова, которые там, в Мехико, должны были вызвать восхищение, зависть, разочарование, тревогу, страх перед неумолимо надвигающейся старостью рядом с возрожденной молодостью, ощущение тюремной скуки рядом с безудержной радостью… «Какие у них будут лица?» - повторяла про себя Исабель с улыбкой, которая не имела никакого отношения к тому, как сладко и непроизвольно екало сердце.
- Когда мы здесь останавливаемся, Джек уезжает на пляж в Аккру,- сказал ей Лавджой, подмигивая и зажимая в кулаке пятифунтовую бумажку.- Вода в Аккре как слеза, сеньора, и Джек в своих бикини сводит с ума всех женщин!
Исабель сунула деньги, стараясь не касаться его руки: она была уверена, что рука у стюарда влажная, липкая и холодная. И от всплывшего в памяти почти забытого ругательства - «сводник линючий» - щекотнуло небо.
А на берегу шумовой оркестр с нарочитой небрежностью играл модные на Вест-Индских островах калипсо. Негры в белых брюках и желтых блузах ловко барабанили по пустым бочкам и металлическим тарелкам, по их разлинованным и пронумерованным белой краской секциям. «Shut your mouth», «Go away!», «Mamma!», «Look-a Bubu-Dad!» [120] …
Исабель села в такси у морского вокзала и велела ехать в Аккру. Машина шла берегом, удаляясь от города, от викторианского ужаса выкрашенных в кроваво-красный цвет построек с высокими мансардами, с флюгерами на крышах, с фальшивыми куполами и длинными балконами из кованого железа, оставляя позади разряженные негритянские семейства, которые выходили из церкви после воскресной мессы, деловитых мужчин, навязывающих туристам оскорбительный для господнего дня товар, набриолиненных молодых людей, снующих у дверей портовых кабачков.
Такси остановилось возле розового отеля. Исабель прошла на пляж прямо через его холлы. Ей было неудобно идти по песку на высоких каблуках. Исабель сняла туфли и сразу почувствовала, как оседает под ее голыми ступнями горячий песок.
Придерживая одной рукой рвущуюся на ветру юбку, чуть сутулясь, Исабель быстро шла к песчаному мысу. Потом она забыла и про туфли, и про слишком широкую юбку и стала рыться в сумочке, чтобы отыскать темные очки. Щурясь от яркого света, Исабель попыталась найти Джека среди всех этих мужчин, которые загорали, подставляя солнцу лицо или спину, беседовали о чем-то друг с другом, играли в пелоту и плескались в воде. Карибское солнце желтело далеким лимоном сквозь белесую горячую дымку. Исабель приставила ладошку к глазам и оглядела весь пляж. Села в тени и стала ждать. В конце концов она задремала и только в полусне поняла, как напряжены ее нервы и какой дорогой ценой расплачивается она за свое беспрерывное возбуждение. В дремотном забытьи Исабель слышала все звуки пляжа. Она как бы сознательно не закрывала наглухо створки сна, чтобы узнать и голос, и шаги, и пот Джека.
Исабель открыла глаза, почувствовав голод. Посмотрела на часы: ровно три. Поднялась, подобрала туфли и сумочку, стряхнула песок с юбки и направилась к отелю. Среди тех, кто выходил из моря, и тех, кто стоял у дверей душевых кабин, и тех, кто сидел в шезлонгах, Исабель легко узнавала пассажиров «Родезии». Прямо по воде прошлепали в сандалиях Томми и Чарли, распевавшие какую-то непристойную песенку. Исабель подумала, что Джек может быть в баре.
Немного разморенная от жары, она выбрала свободный столик за перегородкой. В баре почти никого не было. Несколько мужчин, без сомнения местные служащие, сидели на высоких табуретах у стойки. Две-три компании расположились за перегородками.
Исабель не испытывала теперь никакой робости. Заказывая рюмку хереса, она не опустила глаз, у нее не вспотели ладони и не дрогнул голос. За ее спиной, где высилась перегородка, неожиданно раздался писклявый голос мисс Дженкинс, сидящей в обществе пассажиров «Родезии».
- …как англичане. Я в жизни не видела, чтобы кто-нибудь так пил! Это же новый Том Коллинз, если уж пользоваться олимпийскими масштабами… О мой мальчик, и после этого целых три года в колледже…
Официант поставил перед Исабелью бокал хереса. Мексиканка улыбнулась и подумала, что надо подойти к мисс Дженкинс, поздороваться… Может быть, она знает, где Джек? Но пожалуй, лучше сначала выпить херес.
- …половина школьников становится несовершеннолетними преступниками. И прекрасно! Я в их годы была самая настоящая вертихвостка, одевалась, как кинозвезда, ночи напролет разъезжала в кабриолете и орала, не жалея горла!