Затаив дыхание, он прислушался, а потом, пробравшись между солароскопом и одной из камер Бини, нехотя подошел к окну.
Тишину расколол его внезапный крик:
— Ширин!
Все бросили работу. В одну секунду психолог очутился рядом с журналистом. Затем к ним подошел Атон. Даже Йимот 70, который примостился на маленьком сиденье высоко в воздухе, возле окуляра громадного солароскопа, опустил голову и поглядел вниз.
От Беты остался только тлеющий осколок, бросавший последний отчаянный взгляд на Лагаш. Горизонт на востоке, где находился город, был поглощен Тьмой, а дорога от Capo к обсерватории стала тускло-красной полоской, по обе стороны которой тянулись рощицы. Отдельных деревьев уже нельзя было различить, они слились в сплошную темную массу.
Но именно дорога приковала к себе внимание всех, потому что на ней грозно кипела другая темная масса.
— Сумасшедшие из города! Они уже близко! — крикнул прерывающимся голосом Атон.
— Сколько осталось до полного затмения? — спросил Ширин.
— Пятнадцать минут, но… но они будут здесь через пять.
— Неважно. Проследите, чтобы все продолжали работать. Мы их не пустим. У этого здания стены, как у крепости. Атон, на всякий случай не спускайте глаз с нашего незваного гостя. Теремон, идемте со мной.
Теремон выбежал из комнаты вслед за Ширином. Лестница крутой спиралью уходила вниз, в сырой и жуткий сумрак.
Не задерживаясь ни на секунду, они по инерции успели еще спуститься ступенек на сто, но тусклый, дрожащий желтый свет, падавший из двери купола исчез и со всех сторон сомкнулась густая зловещая тень.
Ширин остановился и схватился пухлой рукой за грудь. Глаза его выкатились, а голос напоминал сухой кашель:
— Я не могу… дышать… ступайте вниз… один. Заприте все двери…
Теремон спустился на несколько ступенек и обернулся.
— Погодите! Вы можете продержаться минуту? — крикнул он.
Он и сам задыхался. Воздух набирался в легкие очень медленно и был густ, словно патока, а при мысли, что надо одному спуститься в таинственную Тьму, он ощутил панический страх.
Значит, все-таки темнота внушала ужас и ему.
— Стойте здесь, — сказал он. — Я сейчас вернусь.
Перескакивая через ступеньки, он помчался наверх.
У него бешено колотилось сердце — и не только от физических усилий. Он ворвался в купол и выхватил из подставки факел. Факел вонял, дым слепил глаза, но Теремон, радостно сжимая его в руке, уже мчался вниз по лестнице.
Когда Теремон склонился над Ширином, тот открыл глаза и застонал. Теремон сильно встряхнул его.
— Ну, возьмите себя в руки! У нас есть свет!
Он поднял факел как можно выше и, поддерживая спотыкающегося психолога под локоть, направился вниз, стараясь держаться в середине спасительного кружка света.
В кабинеты на первом этаже еще проникал тусклый свет с улицы, и Теремону стало легче.
— Держите, — грубо сказал он и сунул факел Ширину. — Слышите их?
Они прислушались. До них донеслись бессвязные, хриплые вопли.
Ширин был прав: обсерватория напоминала крепость. Воздвигнутое в прошлом веке, когда безобразный неогавотский стиль достиг наивысшего расцвета, здание ее отличалось не красотой, а прочностью и солидностью постройки.
Окна были защищены железными решетками из толстых прутьев, глубоко утопленных в бетонную облицовку. Каменные стены были такой толщины, что их не могло бы сокрушить даже землетрясение, а парадная дверь представляла собой массивную дубовую доску, обитую железом. Теремон задвинул засовы.
В другом конце коридора тихо ругался Ширин. Он показал на дверь черного хода, замок которой был аккуратно выломан.
— Вот каким образом Латимер проник сюда, — сказал он.
— Ну, так не стойте столбом! — нетерпеливо крикнул Теремон. — Помогите мне тащить мебель… И уберите факел от моих глаз. Этот дым меня задушит.
Говоря это, журналист с грохотом волок к двери тяжелый стол; за две минуты он соорудил баррикаду, которой не хватало красоты и симметрии, что, однако, с избытком компенсировалось ее массивностью.
Откуда-то издалека донесся глухой стук кулаков по парадной двери; слышались вопли, но все это было как в полусне.
Толпой, которая бросилась сюда из Capo, руководили только стремление разрушить обсерваторию, чтобы обрести обещанное Культом спасение души, и безумный страх, лишавший ее рассудка. Не было времени подумать о машинах, оружии, руководстве и даже организации. Люди бросились к обсерватории пешком и пытались разбить дверь голыми руками.
Когда они достигли обсерватории, Бета сократилась до последней рубиново-красной капли пламени, слабо мерцавшей над человечеством, которому оставался только всеобъемлющий страх…