— А меня учили, что если залез в воду и не замочил волосы — заболеешь.
— Вот и неправильно вас учили.
— Может быть, меня много чему учили неправильно. Насчет волос мне вдолбил учитель, мальчишкой я ему полностью доверял. По сей день помню, как мы с ним прохаживались по берегу… вижу как наяву. Волны накрывают берег, со всех сторон теснит серая пелена… — Он окончательно стряхнул с себя сон, потому что ночной гость явно вознамерился ускользнуть. — Не уходите, куда вы?
— Так ведь крикет…
— При чем тут крикет — вы уезжаете из Англии.
— Ну, до этого мы разок-другой встретимся.
— Останьтесь, расскажу вам сон. Мне приснился мой старый дедушка. Большой был чудак. Интересно, что сказали бы о нем вы. У него была теория: все умершие переселяются на Солнце. А своих работников при этом он держал в черном теле.
— А мне приснилось, как меня хотел утопить мистер Борениус. Только мне и вправду пора, не могу я тут болтать про сны, поймите, мистер Эйрис мне голову открутит.
— Алек, вам никогда не снилось, будто у вас есть друг? Просто друг, он хочет вам помочь, а вы — ему. Друг, — повторил Морис мечтательно, — человек, который всю жизнь будет с тобой, а ты — с ним. Наверное, такое возможно только во сне.
Но время, отпущенное на речи, прошло. Уже был слышен предутренний зов, а рассветное солнце ширило трещину в полу. Гость подошел к окну, и Морис окликнул: «Скаддер!» Тот обернулся, как хорошо обученный пес.
— Алек, вы чудесный малый, нам вместе было очень хорошо.
— А вы еще поспите, вам спешить некуда, — добродушно сказал тот, взяв ружье, что охраняло их целую ночь. Он стал спускаться, и концы лестницы задрожали на фоне рассветной дымки, потом снова застыли. Едва слышно скрипнул гравий, едва слышно звякнула калитка, что отделяла сад от парка, — и все снова стало так, будто ничего не было, и Бордовую комнату затопила тишина — в абсолютной степени… но скоро ее нарушили звуки народившегося дня.
Отперев дверь, Морис метнулся назад, в постель.
— Занавески раздвинуты, сэр, вот и правильно — день сегодня отменный, как раз для матча, — сообщил Симкокс игриво, внося поднос с чаем. Но Морис оставил ему для обозрения лишь черноволосую голову. Ответа соответственно не последовало, а Симкокс надеялся перекинуться с мистером Холлом парой слов — раньше тот до такого снисходил. Разочарованный, он подобрал смокинг и все, что полагалось в придачу, и понес чистить.
Симкокс и Скаддер — двое слуг. Морис уселся в постели и принялся за чай. Надо сделать Скаддеру щедрый подарок, обязательно, только что подарить? Что будет в самый раз для человека, который занимает такую должность? Мотоциклет? Едва ли. Тут он вспомнил, что Скаддер собрался эмигрировать — раз так, решить проблему подарка легче. Но выражение озабоченности не покинуло его лица — а вдруг Симкокс удивился, обнаружив, что дверь заперта? И не было ли намека, когда он объявил про раздвинутые занавески? Под окном послышались голоса. Он попытался снова уйти в туман сна, но у обитателей дома были другие намерения.
— Что будем надевать, сэр? — поинтересовался Симкокс, вернувшись. — Наверное, сразу фланелевые брюки для крикета? Твидовые ни к чему, да?
— Да.
— А сверху — университетскую куртку, сэр?
— Нет… не стоит.
— Очень хорошо, сэр. — Потянув пару носков, как бы проверяя их на прочность, он позволил себе порассуждать вслух: — Наконец-то передвинули лестницу. Давно пора. — (Тут Морис увидел, что торчавшие на фоне неба края лестницы исчезли.) — Когда я принес чай, сэр, она еще была здесь, поклясться готов. Хотя… наверняка разве скажешь?
— Не скажешь, — согласился Морис, с трудом выдавливая из себя слова и силясь разобраться, на каком он свете. Когда Симкокс ушел, он вздохнул с облегчением, но тут же набежали новые облака — предстоит садиться за стол в обществе миссис Дарем… ночному гостю надо подобрать подарок. Чек не годится — если Скаддер придет с ним в банк, могут возникнуть кривотолки. Он стал одеваться, и ручеек недовольства пополнился еще одним притоком. Не будучи денди, Морис всегда имел при себе набор туалетных принадлежностей джентльмена из предместья, но сейчас их созерцание вызвало у него глухой протест. Тут зазвонил гонг, и, уже собираясь спускаться к завтраку, возле подоконника он обнаружил лепешечку грязи. Скаддер был осторожен, но всего не предусмотришь. Слегка одурманенный, с предательской слабостью в ногах, Морис оделся во все белое и наконец спустился вниз — занять отведенное ему место в обществе.
Его ждала целая стопка писем, каждое по-своему раздражало. Ада рассыпалась в любезностях. Китти сообщала, что вид у матушки — никуда. Тетя Айда разразилась открыткой, она желала знать, должен ли шофер выполнять ее распоряжения, или кто-то чего-то не понял? Обреченные на бесплодие деловые предложения, зазывные вопли из колледжа, приглашение на банковскую учебу, привет из гольф-клуба и из Ассоциации защитников собственности. Проглядев конверты, Морис шаловливо улыбнулся хозяйке — даже здесь не дадут покоя. Но та, можно сказать, и бровью не повела, и он надулся. И зря — просто миссис Дарем только что ознакомилась с собственной корреспонденцией и пока не могла ее переварить. Но Морис этого не знал, и ручеек, что нес его, уже грохотал бурной речкой. Всех, кто попадался на берегу, он словно видел впервые, и они повергали его в ужас — на его пути встречалась раса, о природе и численности которой он не знал ничего, сама их пища казалась ядовитой.
После завтрака Симкокс возобновил нападки:
— Мистера Дарема нет, сэр, и слуги полагают… для нас будет большая честь, если в матче с местными нашу команду возглавите вы. Возьмите на себя роль капитана, сэр.
— Какой из меня крикетист, Симкокс? Кто у вас лучше всех орудует битой?
— Пожалуй, лучше младшего егеря никого нет.
— Пусть он и будет капитаном.
Помедлив, Симкокс сказал:
— Всегда лучше, когда подчиняешься джентльмену.
— Скажите ему, пусть поставит меня подальше в поле и чтобы я не отбивал первым… может, восьмым, но только не первым. Передайте ему, что я подойду к самому началу.
Морис закрыл глаза, его слегка мутило. В нем зародилось нечто, совершенно противное его природе. Будь он склонен к религиозным обобщениям, он бы назвал это угрызениями совести, но душа его, хоть и пребывала в смятении, оставалась свободной и независимой.
Крикет был Морису ненавистен. Эта игра требовала сноровки, каковой он не обладал. Уступая просьбам Клайва, он все-таки выходил на крикетное поле, но не любил играть против тех, чье положение в обществе было ниже его собственного. Футбол — дело другое, гоняешь мяч — и все; но в крикете его мог выбить из игры какой-нибудь деревенский бугай, а это Морис считал неуместным. Услышав, что по жребию первой защищать калитку выпало его команде, он явился на поле только через полчаса. Миссис Дарем и еще несколько человек сидели в беседке и молча наблюдали за игрой. Морис присел на корточки рядом с ними. Все было как в прежние годы. Его команда состояла сплошь из прислуги, сейчас они расположились по кругу, шагах в десяти от старого мистера Эйриса, который набирал очки — он набирал очки всегда.
— Капитан поставил себя первым, — сообщила некая дама. — Настоящий джентльмен никогда бы такого себе не позволил. Я всегда обращаю внимание на мелочи.
— Видимо, капитан — наш лучший игрок, — возразил Морис.
Дама зевнула и тут же выступила с критикой: интуиция подсказывает ей, что этот капитан — самовлюбленный петух. Голос ее неторопливо плыл по волнам летнего воздуха. Этот капитан, доложила миссис Дарем, собрался эмигрировать, оно и не удивительно — человек энергичный. Разговор сам собой перешел на политику и на Клайва. Уперев подбородок в колени, Морис мрачно смотрел в одну точку. В нем росло отвращение, оно грозило обернуться ураганом, и он не знал, в какую сторону этот ураган направить. Стоило дамам открыть рот, стоило Алеку перехватить мяч, отбитый мистером Борениусом, стоило деревенской публике зааплодировать или не зааплодировать — Мориса охватывало невыразимое уныние: он проглотил неизвестную пилюлю и, как оказалось, потряс собственную жизнь до основания. Что-то от нее останется?