И все же, когда Вашти увидела огромный корпус корабля, побуревший от постоянного соприкосновения с наружным воздухом, к ней вернулся страх перед непосредственным познанием. Корабль этот выглядел не совсем так, как в кинематофото. Прежде всего, от него исходил запах, не резкий и не противный, но все-таки запах. Она бы и с закрытыми глазами догадалась, что неподалеку от нее находится что-то незнакомое. Вдобавок ей пришлось самой дойти от лифта до корабля, да еще под взглядами других пассажиров. Человек, который шел впереди нее, уронил свою Книгу; как будто ничего особенного, однако происшествие всех встревожило. Когда Книга падала в комнате, пол автоматически поднимал ее; но сходни не были к этому приспособлены, и Священная Книга осталась лежать без движения. Все остановились — случай не был предусмотрен. Владелец Книги, вместо того чтобы подобрать свою собственность, начал ощупывать свою руку, пытаясь понять, каким образом она подвела его. Наконец кто-то проговорил, обращаясь непривычно прямо к остальным:
— Мы опоздаем.
Все поспешили на борт, и Вашти, проходя по сходням, нечаянно наступила на Книгу.
На корабле тревога ее возросла. Внутреннее устройство показалось ей старомодным и грубым. Там даже была настоящая стюардесса, к которой нужно было обращаться во время полета. Правда, по всей длине корабля бежала конвейерная дорожка, но от нее до каюты все-таки надо было еще дойти. Одни каюты были лучше, другие хуже. Вашти досталась не лучшая. Она решила, что стюардесса поступила несправедливо, и ею овладел приступ бешеного гнева. Стеклянные створки сомкнулись — отступления не было. Вашти увидела лифт, в котором поднялась сюда: он терпеливо двигался вверх и вниз — пустой. За сверкающим кафелем коридоров начинались комнаты; этаж за этажом уходили глубоко в землю, а в каждой комнате находилось человеческое существо; оно ело, спало или вырабатывало идеи. И в самой глубине этого улья была ее комната. Вашти почувствовала страх.
— О, Машина! О, Ты, Машина! — прошептала она. Вашти погладила Книгу, и ей стало легче.
А затем стены вестибюля растаяли, как это бывает во сне, лифт исчез, упавшая Книга отъехала влево и тоже исчезла, блестящий кафель умчался прочь, подобно речному потоку, Вашти ощутила легкое сотрясение — и воздушный корабль, вырвавшись из туннеля, взлетел над тропическим океаном.
Была ночь. Перед Вашти промелькнул берег Суматры с каймой мерцающих фосфоресцирующих волн, увенчанный маяками, по-прежнему рассылающими уже никому не нужные лучи. Наконец и они пропали, и теперь только звезды докучали Вашти. Звезды не были неподвижными, они раскачивались у Вашти над головой, заглядывая то в один иллюминатор, то в другой. Казалось, что кренится не корабль, а сама Вселенная. Как это часто бывает в ясные ночи, звезды то располагались в перспективе, то лежали в одной плоскости, то ряд за рядом уходили в бездонное небо, а то скрывали бездонность, образуя крышу и преграждая путь взгляду человека. Но в любом случае они казались Вашти невыносимыми.
— Что же, мы так и полетим в темноте? — послышались гневные возгласы пассажиров, и стюардесса, исправляя оплошность, включила свет и опустила гибкие металлические шторы. В то время, когда строились воздушные корабли, люди еще хотели непосредственно видеть мир. Отсюда — такое количество иллюминаторов и окон, которые нынче доставляли столько неудобств людям цивилизованным и утонченным. Одна звезда даже ухитрилась заглянуть в каюту Вашти сквозь щель в шторе, а через несколько часов беспокойного сна Вашти проснулась от непривычно яркого света — это была утренняя заря.
Как ни быстро мчался корабль на запад, Земля вращалась еще быстрее и увлекала Вашти и ее спутников на восток, к Солнцу. Наука смогла удлинить ночь, но не намного. Надежды, возлагавшиеся на то, что человечество сумеет уничтожить суточное обращение Земли, давно были утеряны, а с ними рушились еще более грандиозные мечты. «Не отставать от Солнца ни на шаг», а может быть даже обогнать его — таков был девиз предшествовавшей цивилизации. Для этого были построены гоночные самолеты, развивающие невиданную дотоле скорость, управляемые величайшими умами той эпохи. Они летели вокруг земного шара, стремясь на запад, и только на запад, вперед и вперед под рукоплескания человечества. Но тщетно. Земной шар все-таки вращался с запада на восток еще быстрее. Происходили ужасные катастрофы, и Комитет Машины, как раз входившей тогда в силу, запретил увеличение скорости как действие незаконное, нетехничное, наказуемое Отчуждением.
Об Отчуждении речь впереди.
Комитет был, несомненно, прав. Но зато попытка «обогнать Солнце» породила последнюю вспышку всеобщего интереса человечества к небесным телам, да и вообще к чему бы то ни было. В последний раз людей сплотила общая мысль о некоей «посторонней» силе, находящейся за пределами их мира. Солнце одержало победу, но его духовному владычеству пришел конец. Рассвет, полдень, сумерки, звездное небо больше не трогали ни людских умов, ни людских сердец. Наука отступила, ушла под землю и занялась исключительно такими проблемами, какие наверняка поддавались решению.
Итак, когда сквозь щель в каюту проник пурпурный луч зари, Вашти почувствовала досаду и попыталась приладить штору. Но от ее прикосновения штора взлетела вверх, и Вашти увидела розовые облачка, плывущие по голубому небу. Но вот солнце поднялось, лучи его устремились прямо в иллюминатор, солнечное сияние омывало стенки корабля словно золотое море. Оно подымалось и падало вместе с кораблем, как подымаются и падают морские волны, и при этом неуклонно надвигалось, как надвигается прилив. Если Вашти не остережется, волна ударит ей прямо в лицо! Она содрогнулась от ужаса и нажала кнопку звонка. Прибежавшая стюардесса тоже была напугана, но ничем не могла помочь: не ее дело было чинить шторы. Она могла только предложить другую каюту, куда Вашти и поспешила перейти.
Во всем мире люди почти не отличались друг от друга. Но в стюардессе чувствовалось что-то незнакомое, видимо развившееся в ней под влиянием необычной службы. Ей часто приходилось обращаться прямо к пассажирам, и это придало ее манерам некоторую грубоватость и неприятное своеобразие. Когда Вашти с криком отшатнулась от солнечных лучей, стюардесса повела себя варварским образом: она протянула руку, чтобы поддержать Вашти.
— Как вы смеете? — воскликнула та. — Вы забываетесь!
Женщина смутилась и попросила извинения за то, что не дала Вашти упасть. Люди теперь никогда не дотрагивались друг до друга. Благодаря Машине этот обычай давно устарел.
— Где мы находимся? — надменно спросила Вашти.
— Мы пролетаем над Азией, — ответила стюардесса, стараясь быть как можно любезнее.
— Над Азией?
— Простите меня за вульгарность. Я привыкла называть по-старому места, над которыми мы пролетаем, хотя это нетехнично.
— Ах да, кажется, вспоминаю. Из Азии пришли монголы.
— Здесь под открытым небом стоял город, называвшийся Симла.
— Вам приходилось слышать о монголах и брисбенской школе?
— Нет.
— Брисбен тоже стоял под открытым небом.
— Вот эти горы справа… Позвольте, я покажу вам.
Стюардесса подняла металлическую штору. Открылась главная цепь Гималайских гор.
— Когда-то эти горы назывались Крышей Мира.
— Какое глупое название.
— Вы, вероятно, помните, что на заре цивилизации они представлялись людям непреодолимой стеной, доходившей до самых звезд. Предполагали, что выше могут обитать одни боги. Как далеко мы ушли от того времени благодаря Машине!