Лопе де Агирре едко рассмеялся. Выходило так, что отважнейший воин Франсиско Фахардо, сын и внук индейских касиков, жестоко бьется за то, чтобы отдать в зависимость королю братьев по крови. В то время как я, Лопе де Агирре, солдат и баск, на мое счастье благородного происхождения, отказался от испанского подданства и отдаю жизнь за свободу тех, кто родился в Индийских землях. Лопе де Агирре казнил невесть сколько испанских капитанов за то, что они не хотели отречься от своего короля; Франсиско Фахардо казнил невесть сколько воинов-индейцев за то, что они восстали против королевского ига; Лопе де Агирре и Франсиско Фахардо — не из одного теста, правда, дети мои?
Обдумав все как следует, Лопе де Агирре написал письмо к Франсиско Фахардо, прося его и убеждая оставить лагерь короля и присоединиться к мараньонцам. «Мне сообщили об отваге и мужестве, присущих Вашей милости, и я знаю, что упомянутые достоинства Ваша милость отдает на защиту дела Короля, Вашего сеньора, сие меня смущает и печалит. Ваша милость гордится тем, что его мать — жена индейского касика, Ваша милость говорит, что нежно любит свой народ, как же в таком случае может Ваша милость служить тем, кто несет рабство, мучения и смерть братьям по крови? Капитаны и правители короля властвующие на землях Венесуэлы, вырывают у живых индейцев внутренности и скармливают их своим псам, привязывают пленников-индейцев к деревьям и сжигают их заживо, закапывают их в песок по шею и заставляют умирать от жажды, привязывают к конским хвостам, и кони волокут за собой по земле их тела, прожигают им руки и ноги расплавленным свинцом, четвертуют их и сажают на колы с немыслимой яростью, все это своими глазами видела Ваша милость, в Вашем присутствии такое творил злодей эстремадурец Хуан Родригес Суарес. Я приглашаю Вашу милость под наше знамя сражаться вместе против испанского короля за свободу индейцев, негров и всех людей, живущих в этой части света. Искренне и от всей души предлагаю Вашей милости должность начальника штаба, на должность сию никто не назначен с того времени, как Мартин Перес де Саррондо замыслил предать меня и мне пришлось примерно его наказать. Переходите, Ваша милость, на нашу, мараньонскую сторону, Вы будете у нас почитаемы, станете начальником штаба, и хватит, Ваша милость, тратить свои таланты и доблести на тех, кто Вас презирает и Вам заведует, кто только и ждет удобного момента, чтобы отрубить голову Вашей милости и избавиться от метиса, который им ненавистен». Возмущенный Франсиско Фахардо ответил, что не принимает и даже слушать не желает никаких предложений из уст тирана, «никакого понимания, говорил дальше Фахардо, нет у того, кто сомневается в моей верности Королю, нашему сеньору, я вызываю Вашу милость, сеньор тиран, давайте сойдемся пешими или верхами, чтобы решить наш спор с копьем в руке».
Лопе де Агирре не обратил внимания на хвастливые угрозы сына индейских касиков. Он заперся с солдатами в крепости, а потом вывел их потайным ходом прямо на морской берег, совершил там свое последнее преступление на острове, о котором уже рассказывалось, — казнил адмирала Алонсо Родригеса, потом все погрузились на четыре корабля и взяли курс на Борбурату. За вычетом тех, кто перешел к королю вместе с Педро де Мунгиа и теми, что сбежали после, у Лопе де Агирре оставалось сто пятьдесят мараньонцев. Кроме того, он вез с собой две сотни индейцев и индианок прислуги, восемь черных рабов, несколько лошадей, шесть артиллерийских орудий и столько оружия и боеприпасов, сколько смог захватить. И еще отправился с ним против собственной воли, хотя и было дано обещание сделать его епископом Перу, лиценциат Педро де Контрерас, священник и викарий острова Маргариты.
Матрос по имени Педро Барбудо, с кандалами на ногах, плывет лоцманом на самом большом и новом корабле, на том же корабле, где плывет и Лопе де Агирре. На остальных трех кораблях маленькой флотилии нет компасов (тиран не позволил иметь компасы); при свете дня они без труда следуют за судном Лопе де Агирре; ночью идут, ориентируясь на фонарь, который зажигается на корме капитанского корабля. До Борбураты всего два дня пути, сказали им в Пуэбло-де-ла-Мар те, кто уже плавал туда. И вот прошло четыре дня и четыре ночи, а корабли все дремлют в невыносимом штиле, черт бы его побрал, море кажется огромной лагуной без волн и пенных гребешков. Сначала Лопе де Агирре подумал, что это безветрие — ловушка, в которую заманил его лоцман, чтобы сбить с пути, и чуть было не убил этого самого лоцмана, но потом понял, что на то была божья воля, и тогда он обратился прямо к всевышнему.
— Я, боже благословенный, твой самый преданный раб, я — меч, посланный твоей божественной волей покарать гнусных подлецов, и я не заслуживаю столь дурного обращения. Король Филипп — воплощение дьявола, Люцифер в обличий монарха, покровитель развратных монахов и погрязших в пороках правителей; а я — гнев божий, посланник и исполнитель твоей ярости, не лиши меня своей защиты в этой войне не на жизнь, а на смерть со злобным испанским королем.
— Боже всемогущий, коли хочешь ты мне сделать добро, делай его теперь, а вечную славу оставь своим святым, ибо они тебе служат на небе, а мне моя слава, господи, нужна в этом мире. На небесах столько подлецов и бакалавров, что я не хочу в этот рай, а адского пламени и смерти я не боюсь, и не ты, господь, подвигнул меня к святой вере во имя твое, но мое отвращение к еретикам, отрицающим твое существование, и к фарисеям, что грешат, прикрываясь, как щитом, твоей священной религией. Скажи мне без экивоков — в этой войне, которую веду я с королем доном Филиппом, на чьей стороне ты, боже милосердный?
Несколько мараньонцев слушали его, полумертвые от изумления, другие хором поддерживали его в богохульстве, отец Контрерас, высунувшись из трюма, бормотал дрожащим голосом Ave Maria. Иегова неожиданно изменил свои планы, подул попутный ветер, и на восьмой день плаванья на горизонте проступили очертания Борбураты.
Белеют пески, белеют солончаки, белеет морская пена, дробясь о скалы, — то берег Борбураты. В полулиге от берега находится селение Нуэстра-Сеньора-де-ла-Консепсьон, первая остановка на пути, который, если захочет господь, приведет их в Валенсию, Баркисимето, Эль-Токуйо, Мериду, Попайян, Кито, Перу. Местные жители и власти, предупрежденные монахом Монтесиносом о появлении Лопе де Агирре на острове Маргариты, покинули свои дома, едва завидели вдали четыре корабля, которые, без сомнения, были кораблями жестокого тирана. Мараньонцы высадились на берег, воткнули в морской песок шпагу и крест — символы своего владычества — и вошли в селение, покинутое жителями. Навстречу им вышел лишь оборванный и обросший человек, который оказался Франсиско Мартином, одним из тех солдат, что вместе с Педро де Мунгиа перешел на сторону главы доминиканцев, а потом решил остаться в Борбурате, когда корабль монаха встал тут на якоре.
— Педро де Мунгиа с Родриго Гутьерресом обманули меня лживыми словами и безоружного сдали людям короля, я — верный и настоящий мараньонец и хочу вернуться к вам, — сказал Франсиско Мартин.
Растроганный Лопе де Агирре обнял его, радушно принял обратно в лагерь, выдал ему одежду и оружие и послал искать трех других сбежавших мараньонцев, бродивших где-то в округе. Франсиско Мартин проблуждал два дня в зарослях лиан и чертополоха, но товарищей своих не нашел и вернулся в селение, так и не вручив им дружественного послания, написанного Лопе де Агирре.