Первым перешел в лучший мир храбрейший капитан Гарсиа де Арсе, преданный любимец покойного губернатора Педро де Урсуа, верный оруженосец в его авантюрах в Панаме и Санта-Марте, ближайший помощник в деле истребления беглых негров царька Байамо, Гарсиа де Арсе, стрелок изумительной меткости, суровый боец, что уничтожил более сорока индейцев на одном только открытом им островке Амазонки. Гарсиа де Арсе после смерти губернатора загрустил и впал в меланхолию, строго порицал солдат, когда те дурным словом поминали неудачливого вождя, я предупреждаю ваше превосходительство генерала дона Фернандо де Гусмана, что этот Гарсиа де Арсе спит и видит, как бы отомстить за своего покойного покровителя, Гарсиа де Арсе, без сомнения, человек ловкий и решительный, в лагере у него найдутся сторонники, позвольте, ваше превосходительство генерал дон Фернандо де Гусман, чтобы негр Эрнандо Мандинга по моему приказанию придушил его гарротой.
В конце концов дон Фернандо де Гусман склонился к моим доводам. Что касается раба Эрнандо Мандинги, это было единственное, что я взял при разделе имущества генерала Педро де Урсуа, остальные поделили между собой одежду и оружие, Алонсо де Монтойя прибрал шкатулку с драгоценностями, а я предпочел Эрнандо Мандингу, здорового и сметливого негра, которому я посулил свободу после нашей победы. Эрнандо Мандинга и еще несколько рабов набрасываются на Гарсию де Арсе, когда тот выходит из хижины, объявляют ему, что он приговорен к смерти, видавший виды капитан не теряет самообладания, даже почувствовав на шее веревку, твердым голосом просит дать ему исповедаться, я удовлетворяю его просьбу, ибо понимаю, что не поможет ему в ином мире полученное от монаха отпущение, ему, за одну ночь зверски уничтожившему более сорока индейцев.
Вторым сторонником испанского короля, которому выпало умереть в селении Бригантин, был дон Диего де Балькасар, главный судья лагеря, который, принимая жезл и должность, высокомерно и нагло заявил, что принимает их во имя короля Филиппа, и никого более, самое благоразумное было действовать без промедления, пока не заговорила совестливость не обвыкшего еще дона Фернандо, дон Фернандо станет приводить доводы, что Балькасар был доверенным слугою вице-короля Уртадо де Мендосы, что Балькасар отдал большую часть своего состояния на снаряжение похода в Омагуас, и кто его знает еще какую чушь. Не посвящая ни во что дона Фернандо, сделали так, что Эрнандо Мандинга и еще один негр пошли к Балькасару, Антон Льамосо следовал за ними с обнаженной шпагой для придания большей торжественности этой казни, услыхав, какая ему выпала участь, Балькасар не повел себя по-благородному, как Гарсиа де Арсе, но вырвался из рук своих палачей и бросился бежать, громко вопя: Да здравствует король! Да здравствует король! На помощь, ваше превосходительство дон Фернандо, меня хотят убить! Антон Льамосо с неграми гнались за ним среди ночи, насмерть перепуганный беглец свалился с обрыва, он был голым, как его застали в хижине, к тому же Антон Льамосо успел его ранить; через три дня вышедший на охоту солдат нашел его там, забившегося в кустарник, дон Диего де Балькасар вернулся в лагерь весь в крови и синяках, так что смотреть жалко, бедняга безутешно страдал и плакал, дон Фернандо принял его в своем шатре, пообещал ему защиту, до смерти не забуду, как он раболепно вопил: Да здравствует король! надеясь таким образом спасти жизнь, бежал в темноту голый и перепуганный с криком: Да здравствует король! какая жалость, что король не врачует ран, не дарует жизни, уж ваша-то милость должна бы это знать.
Смерти, последовавшие за этими, надо отнести не на счет Лопе де Агирре, а на твой, Инес де Атьенса, чья метисская красота распаляет всех мужчин в лагере, я неточен, есть у нас двое, на которых без толку тратишь ты свои чары, и первый — генерал Фернандо де Гусман, наш губернатор, нет у дона Фернандо иного чувственного влечения, кроме как к пончикам из юкки, которые ему прямо в гамак аккуратно носит служанка Мария де Монтемайор, наложница Лоренсо Сальдуендо (рецепт Марии де Монтемайор: приготовляется густое пюре из вареной юкки и яиц любой птицы, лучше, конечно, куриных, из него катаются шарики, обжариваются в растительном масле или животном жире, затем шарики обильно поливаются пчелиным медом и посыпаются молотой корицей, подаются горячими); ты, Инес де Атьенса, пришла к дону Фернандо де Гусману в его шатер, в тот вечер ты была красива, как никогда, дон Фернандо серьезно оглядел тебя и спросил в высшей степени учтиво, не с жалобой ли ты на пищу, которую тебе дают, или на хижину, в которой тебя поселили, с каким потрясающим достоинством говорил с тобой этот сын одного из двадцати четырех самых знатных людей Севильи! пословица гласит, бог даст язву, бог даст и лечение.
Не поддается твоим чарам и начальник штаба Лопе де Агирре, которого ты ненавидишь всей душой, Лопе де Агирре, хромой, грубо отесанный, одноглазый, беззубый, смотрит на тебя пристально, будто хочет прочитать твои мысли, а то день за днем и вовсе на тебя не глядит, может, он догадывается о твоих тайных помыслах, Инес де Атьенса.
Ты ни на миг не перестаешь оплакивать смерть Педро де Урсуа, ты плачешь сухими глазами, сжав кулаки, он был самым горячим и самым нежным твоим любовником, кровь сладко закипает в тебе, когда ночью в постели снятся тебе его ласки, ты поклялась над его трупом его христианским богом и богами своей матери отомстить тем, кто лишил его жизни; ты самая красивая женщина в Перу, и нет у тебя иного оружия, кроме твоей красоты, все мужчины в лагере, кроме Фернандо де Гусмана и Лопе де Агирре, отдали бы руку за одну ночь с тобою; начальник стражи Хуан Алонсо де Ла Бандера выслеживает тебя и загоняет, как охотничий пес, у начальника пехоты капитана Лоренсо Сальдуендо, когда он сталкивается с тобой на улице, похоть брызжет из глаз, главный альгвасил Педро де Миранда часами караулит перед твоей хижиной, главный казначей Педро де Эрнандес что ни день несет к твоим дверям мольбы и подарки. Не было у тебя выхода, ты сдалась домогательствам Хуана Алонсо де Ла Бандеры, бедная моя Инес де Атьенса, Хуан Алонсо де Ла Бандера проскальзывает к тебе в комнату, едва падает ночь, раздевается и ложится голый рядом с тобою, ты закрываешь глаза, чтобы его не видеть, отсутствующая и онемевшая, позволяешь ему овладеть тобою, а сама думаешь о крови, струившейся из вен Педро де Урсуа, чтобы тело твое не чувствовало ничего, кроме злобы, и ты яростно ненавидишь Хуана Алонсо де Ла Бандеру, когда он в последнем содрогании хрюкает «любимая».
В одну из ночей ты рассказываешь Хуану Алонсо де Ла Бандере, как за спиной у него тебя донимают и не дают проходу. Главный альгвасил Педро де Миранда не дает мне покоя своими преследованиями и приставанием, мерзкий мулат входит ко мне, когда ему заблагорассудится и без предупреждения, все время намекает, что настанут лучшие времена и что он сделает меня Королевой лагеря, а то грозится, что возьмет силой, если я по доброй воле ему не отдамся. Главный казначей Педро де Эрнандес задарил меня фруктами и ожерельями, осыпает оскорблениями и клеветой дона Фернандо и вашу милость, чуть не плача умоляет меня спать с ним. Хуан Алонсо де Ла Бандера вышел из твоей хижины, весь пылая от ревности.
Вот почему справедливо сказать, что последние смерти, приключившиеся в лагере, должно отнести не на счет Лопе де Агирре, а на твой, сладкая моя Инес де Атьенса. Хуан Алонсо де Ла Бандера поспешил в шатер к генералу Гусману и раскрыл ему заговор, который плели мулат Педро де Миранда и санлукарец Педро де Эрнандес, эти предатели замышляют лишить жизни ваше превосходительство, я умоляю ваше превосходительство генерала Гусмана покарать их гарротой, начальник штаба Лопе де Агирре не имел возражений, и в то же утро на одной и той же сейбе были повешены два твоих воздыхателя, на груди у каждого висела дощечка, гласившая: «Надумали бунтовать»; Хуан Лопес Серратос и Хуан Лопес де Айяла (два мараньонца, очень дружные с Лопе де Агирре) заняли должности альгвасила и казначея, которые освободили покойники, Хуан Алонсо де Ла Бандера той же ночью пришел к тебе в хижину, едва держась на ногах от любви и лопаясь от похоти. Из двенадцати, что предавали смерти губернатора Педро де Урсуа, десять еще живы, несчастная моя Инес де Атьенса.