Выбрать главу

4. Смерть Алонсо Энрикеса де Орельяны.

Через два дня после высадки на Маргарите жестокий тиран отдал приказ повесить на площади города Эспириту-Санто капитан-интенданта Алонсо Энрикеса де Орельяну, поскольку ему сказали, что этот Орельяна в день прибытия напился пьяным и принялся кричать, славить победу. Казнь свершили в полночь, не позволив виновному и слова сказать себе в защиту и не дав ему исповедаться, о чем он смиренно

— В распоряжении и под охраной капитана Алонсо Энрикеса де Орельяны находились все боеприпасы и огнестрельное оружие нашего лагеря, — говорит Лопе де Агирре. — Представьте себе, ваша милость, в самый день высадки в город Эспириту-Санто, не зная еще, остались ли на острове приверженцы губернатора и не выступят ли они против нас, чтобы отбить его, этот капитан Алонсо Энрикес де Орельяна уходит со своего поста в крепости, забирается в местную таверну и пьет до тех пор, пока его не выволакивают оттуда в бесчувственном состоянии. Негр Эрнандо Мандинга, который помогал класть его на носилки и который никогда не лжет и не распространяет клеветы, свидетельствует, что Орельяна в пьяном бреду грозился взбунтоваться, подобную похвальбу слышал от него и бакалавр Гонсало де Суньига, но никому об этом не сказал. Я велел без промедления вздернуть на виселицу шумливого капитан-интенданта Алонсо Энрикеса де Орельяну и воспользовался случаем с повышением назначить на эту должность самого верного моего друга Антона Льамосо, который, несмотря на всю свою преданность, выше сержанта еще не поднялся.

5 и 6. Смерть Хуана де Вильяторо и Педро Санчеса дель Кастильо.

Два дня спустя из лагеря жестокого тирана бежали пятеро солдат, а именно Гонсало де Суньига, Франсиско Васкес, Педрариас де Альместо, Хуан де Вильяторо и Педро Санчес дель Кастильо.

Генерал Лопе де Агирре, ревевший и бушевавший как тигр, велел позвать губернатора Вильяндрандо с его алькальдами и пригрозил, что, если не найдутся беглецы, он убьет их самих. Перепуганный губернатор и устрашенные алькальды отдали приказание прочесать все дома и горы на острове, но поймать пятерых бежавших мараньонцев, и так велико было проявленное усердие, что в конце концов нашли Кастильо и Вильяторо и привели их в кандалах, а еще раньше добровольно сдался Педрариас де Альместо, у которого была большая рана на ноге, Суньига же и Васкес так и не были найдены. Жестокий тиран велел повесить на одном дереве обоих — Кастильо и Вильяторо, и неожиданно для всех помиловал Педрариаса де

— Будь прокляты все бакалавры на свете! — говорит Лопе де Агирре. — И Васкес, и Суньига, и Педрариас — бакалавры, и они одни вышли живыми из этой переделки. Ваша милость прекрасно знает, что все мятежи в Новом Свете терпели поражение потому, что трусы и клятвопреступники переходили на сторону короля. Кордовец Хуан де Вильяторо и Педро Санчес дель Кастильо, родом из Бадахоса, были повешены ночью, тотчас же после поимки, а Педрариаса де Альместо я освободил от наказания по причине, о которой скажу позднее или вообще никогда не скажу.

7. Смерть Хоанеса де Итурриаги.

На десятый день своего пребывания на острове жестокий тиран распорядился убить капитана Хоанеса де Итурриагу, который был его любимым другом и земляком и которого в лагере уважали за высокие душевные качества. Капитан Итурриага сидел-ужинал, пил вино в обществе других мараньонцев, как вдруг вошел начальник штаба Мартин Перес де Саррондо с десятью своими подручными, и на глазах у всех они застрелили его из аркебузов, сказав, что делают это по приказу генерала Лопе де Агирре. На следующее утро, похоже, жестокий тиран сожалел о совершенном преступлении, ибо повелел предать земле капитана Хоанеса де Итурриагу с большими почестями, и отец Педро де Контрерас отслужил торжественную

— Ни в этой казни и ни в какой другой я ничуть не раскаиваюсь, — говорит Лопе де Агирре. — Теперь я понимаю, что в ошибке моей был повинен злодей Мартин Перес де Саррондо, мой начальник штаба, который завидовал тому, что все в лагере любили отважного баска капитана Хоанеса де Итурриагу. Я тогда был в отчаянии, что все не возвращался Педро де Мунгиа, отправившийся на захват корабля монаха Монтесиноса, он долго не возвращался, и я начал бояться, что он не вернется вообще. В дурной час пришел ко мне начальник штаба с наветом на капитана, злоба ослепила меня, и я поверил его словам. А когда в голове у меня прояснилось, было поздно. Немного полегчало от того, что похоронили капитана Хоанеса де Итурриагу с почестями, которых он заслуживал. Погребальная процессия вышла из крепости, более часа пробыла в церкви и завершила церемонию на кладбище. Впереди монахи и регенты несли крест, четыре человека, верхом на мулах, глухо били в литавры, им отзывались нестройным гулом тамбурины и барабаны, посреди процессии шел я, Лопе де Агирре, удрученный и в трауре, в знак траура по земле волочились знамена, церковные колокола печально звонили, рожки и свирели надрывались в похоронном плаче, алтари были затянуты черным крепом, отец Контрерас пропел requiem aeternam[133], но капитан Хоанес де Итурриага был мертв и не мог видеть и принять почести, которые ему воздавали.

8, 9, 10, 11 и 12. Смерть Хуана де Вильяндрандо, Мануэля Родригеса де Сильвы, Косме де Леона, Педро де Касереса и Хуана Родригеса.

Жестокий тиран был еще вне себя от гнева, в который привело его бегство Педро де Мунгиа, и разъярен мыслью о приближении корабля монаха Монтесиноса, который уже видели в лиге от Пунта-де-Пьедры, с сотней стрелков из аркебузов и тьмою вооруженных стрелами индейцев на борту, не говоря уж о пушках и кулевринах. Прежде чем выйти с ними на бой, жестокий тиран приказал казнить самого губернатора Хуана де Вильяндрандо, алькальда Мануэля Родригеса де Сильву, главного альгвасила Косме де Леона, рехидора Педро де Касереса и слугу Хуана Родригеса, которые содержались пленниками в крепости Пуэбло-де-ла-Мар. Однажды в понедельник он велел вывести их из темных камер и подземелий, не снимая кандальных цепей, и пообещал, что им будет сохранена жизнь: «Можете поверить мне, сеньоры, что, даже если монах Монтесинос приведет с собой самое большое во всем Новом Свете войско и будет биться со мной и в этом бою погибнут все мои товарищи, даже в этом случае никому из вас не грозит опасность и никто из вас не лишится жизни». Услыхав такие слова, пленники воспрянули духом, но злокозненный тиран и не думал выполнять свое обещание. Едва их снова развели по камерам, как пришел тот самый безжалостный Франсиско Карьон, что предавал смерти донью Инес де Атьенса в мараньонской сельве, следом за ним по лестнице спустились два негра со зловещими веревками в руках и четыре солдата с обнаженными шпагами; Франсиско Карьон сказал несчастным пленникам, чтобы они скорее поручали душу богу, потому что сейчас они умрут и нет времени звать отца-исповедника; губернатор Вильяндрандо горько посетовал, ссылался на то, что генерал Лопе де Агирре всего несколько минут назад клялся и давал честное слово, что сохранит им жизнь; остальные четверо злополучных пленников только жалобно охали; но злодей Франсиско Карьон не захотел слушать их доводов и приказал неграм удушить их одного за другим гарротой, первым губернатора, который был самым бравым из них, затем алькальда Мануэля Родригеса, за ним главного альгвасила Косме де Леона, потом слугу Хуана Родригеса, а последним — рехидора Педро де Касереса, потому что был он параличный и больной, жалость брала убивать такого. Узнав, что его приговор приведен в исполнение, жестокий тиран безмерно обрадовался и велел похоронить пятерых покойников в двух вырытых в углу крепости ямах. Но, перед тем как закопать их, он собрал всех своих солдат у циновки, где лежали бренные останки пятерых казненных, и произнес следующую чудовищную речь: «Смотрите, мараньонцы, что вы наделали! За плечами у вас зло и беды, которые чинили вы на реке Мараньон, где убили вашего губернатора Педро де Урсуа, и его заместителя Хуана де Варгаса, и еще многих других, где вы провозгласили принцем и клялись в верности дону Фернандо де Гусману и ставили под присягой свои имена, а ныне убит на острове здешний губернатор с алькальдом и судьями, вот они, смотрите! Пусть теперь каждый из вас позаботится о себе хорошенько и сражается за свою жизнь, ибо нигде в мире не сможете более вы жить в безопасности без меня после того, как совершили столько преступлений. И пусть никто не говорит: я этого не делал, я этого не видел, ибо я — всего-навсего человек и ничего подобного не мог совершить, если бы не ваши»

вернуться

133

Вечный покой (лат.).