— Мэ-э-э! — неслышно проблеял Маленький Лорд вслед любящим родственникам, которые шествовали в столовую.
Маленький Лорд стоял в столовой у окна, выходящего на восток, сознательно подставляя лицо слепящему свету солнца. Он еще не ел, и все вызывало в нем тошноту: сама комната, ее запахи, мысль о том, что надо идти в школу. За спиной он слышал тиканье стенных часов с кукушкой, и каждая отсчитанная секунда болезненно отзывалась в нем. Перед секретером матери на стуле, обитом кожей с золотым тиснением, валялся ранец из тюленьей кожи, ремни его свисали вниз. Терпкий запах кожи тоже тяготил в это утро Маленького Лорда. Он услышал на лестнице шаги матери и понял, что она с минуты на минуту появится в дверях. В нем вспыхнуло раздражение.
— Разве ты не собираешься в школу, Маленький Лорд?
— Называй меня Вилфредом, — холодно сказал он, не оборачиваясь. Слова вырвались у него неожиданно для него самого.
— Но, сыночек… — Он услышал ее приближающиеся шаги. Его настроение вдруг круто изменилось. Он подошел к ней со слезами на глазах.
— Прости, мама.
— Но уже половина девятого… ты опаздываешь.
— Мама! — Слезы блеснули снова. Он позаботился о том, чтобы они не полились градом, а только повисли на ресницах, и горло перехватила приятная сладкая судорога. — Мама, я не могу сегодня пойти в школу.
Она ласково обвила его рукой за плечи. Они вместе вернулись к окну.
— Смотри, мама, — сказал он, кивком указав ей на влажные темные ветви, сквозь которые просачивались солнечные лучи. — А знаешь, в моем гербарии недостает некоторых растений — чистотела… и еще других. Нет, сейчас вовсе не рано, их можно выкопать из-под талого снега на Бюгдё.
— Тогда мне завтра придется написать записку в школу, что ты болен, — сказала она. — А это будет ложь.
Он видел, что она побеждена. Видел по ее глазам. Видел по всему, и по черному платью тоже — сегодня один из ее «мягкосердечных» дней, один из дней, когда она ходит на кладбище на могилу отца. Он передернул плечами.
— Почему ложь? Не ложь, если ты напишешь, что у меня болит горло.
Она тоже слегка передернула плечами, движением своих округлых женских плеч в точности повторяя движение худых детских плеч сына, полное своеволия и легкомыслия.
— И вообще, мама, — он пошел следом за ней от окна в глубь комнаты, — зови меня, как хочешь, зови меня Маленьким Лордом.
Мать обернулась к нему, на лице у нее было огорчение.
— Мой брат Мартин, наверное, прав. Пора называть тебя твоим настоящим именем.
Ему стало не по себе — неуютный мир действительности вдруг надвинулся на него. Умоляюще протянув к ней обе руки, он повторил:
— Называй меня Маленьким Лордом!
Она облегченно вздохнула.
— Ну, раз тебе самому так хочется, сыночек. — Она подошла к секретеру.
— Тебе нужны деньги для лодочника.
Взяв синюю фарфоровую чашку, самую дальнюю справа в ряду чашек, она вынула из нее ключ и отперла секретер. Ребристая крышка, как по волшебству, скользнула вверх. Он любил, когда предметы действовали так красиво и безотказно. Из левого верхнего ящика она извлекла коричневый кошелек и из среднего отделения, закрывавшегося маленькой медной защелкой, достала две монетки по пять эре. И сразу повеяло тонким ароматом от крошечной книжечки с листками пудры, лежавшей в открытом заднем кармашке вместе с крошечными огрызками двух красных карандашей — сентиментальное воспоминание, сбереженное на память о триумфах молодости на больших балах. Потом она снова закрыла секретер, заперла его и спрятала ключ на место, в чашку на каминной полке.
— Неужели ты еще не ел?
Она нажала кнопку возле буфета с резными створками, где посреди целой выставки серебряных бокалов и фужеров из богемского хрусталя стоял роскошный серебряный судок.
— Я ждал тебя, мама, мы позавтракаем вместе. Когда ты приходишь, у меня появляется аппетит.
И в ту же минуту это стало правдой. Он почувствовал приступ голода, как бывает, когда миновало что-то неприятное, и тревогу в ожидании того, что ему предстоит; по спине и по ногам забегали сладкие мурашки. Подали горячий кофе, мать и сын с удовольствием принялись за еду, в безмолвном единодушии отстраняя все неприятное.
— Мама, мне не хочется, чтобы на тебе сегодня было черное.
Она в замешательстве поглядела на него. Он высказал вслух ее собственные мысли, он часто высказывал вслух ее мысли как раз в тот момент, когда они рождались в ее голове.