«Жизнь — это ад, в котором мы извечно пребываем» — эта цитата из Марло глубоко потрясает Пинки своей правдивостью по отношению к его судьбе. Честолюбивые мечты Пинки продиктованы стремлением вырваться из кромешного ада повседневности. Даже вера — то чистое, что, по мнению Грина, должно служить опорой человеку, — под влиянием уродства мира принимает извращенную форму. Пинки верит не в бога, а в ад: «Небо было пустым словом. В ад он действительно мог поверить. Мозг способен лишь на то, что он может вообразить. А как вообразишь то, чего никогда не испытывал?»
Грин-католик охотно прощает своим героям и отсутствие веры, и сознательный атеизм. Пожалуй, единственное, что для него неприемлемо ни при каких условиях, — слепое следование абстрактной догме. Ее носительницей в романе выступает Айда Арнольд, которая безжалостно преследует Пинки за то, что тот убил гангстера из враждующей шайки. Она убеждена, что ей предназначено восстановить справедливость.
И Айда Арнольд, знающая «разницу между добром и злом», и закосневшая в праведности безымянная сеньора из романа «Сила и слава», и приемная мать центрального персонажа в «Путешествиях с тетушкой», которая, радея о добродетели, сделала жизнь нелюбимого мужа невыносимой, — все они догматики и фарисеи, которые не нуждаются в сочувствии автора. Ведь им не знакомы ни слабости, ни сомнения, ни угрызения совести, ни раскаяние. Они убеждены в своей «правоте» и без колебания готовы взять на себя функцию возмездия и правосудия. Любая форма насилия, а тем более насилия осознанного, вызывает у Грина неприятие. Вряд ли на самом деле можно насильно сделать человека верующим, справедливым или счастливым.
Проблема выбора между активной и пассивной жизненной позицией — ключевая для большинства романов писателя, но ее конкретное решение существенно менялось на протяжении долгого творческого пути. В ранних книгах Грин склоняется к осуждению активных действий, считая их бессмысленными, а иногда и губительными. Нелепо гибнет Энтони Фаррант, попытавшийся вмешаться в ход событий («Меня создала Англия»); Айда Арнольд, стремясь восстановить справедливость — в ее собственном понимании, — приводит героев к еще горшим бедам…
Но и бремя «божественного милосердия» непосильно для человека. Об этом роман «Суть дела» (1948), одно из лучших — наряду с «Силой и славой» — произведений Грина 40-х годов. Его герой, Скоби, заместитель начальника полиции в одной из маленьких британских колоний в Африке, не зря получил прозвище Скоби Справедливый. Он чувствует личную ответственность за судьбы окружающих, обуреваем жалостью к ним[2], пытается взвалить себе на плечи неподъемную ношу — осчастливить близких людей и в то же время сохранить незапятнанным собственное «я». Однако в условиях бездуховного быта африканской колонии, где белые заняты накопительством и мелкими интригами, такая задача не под силу и самому благородному человеку. Изменив самому себе, вынужденно совершив бесчестный поступок, Скоби, ревностный католик, в финале совершает еще один смертный грех — кончает жизнь самоубийством.
«Когда ставишь себе недостижимую цель, плата одна — отчаяние. Говорят, это непростительный грех. Но злым и растленным людям этот грех недоступен. Только человек доброй воли несет в своем сердце вечное проклятье». Очевидно, отношение Грина к Скоби иное, нежели к Айде Арнольд, но писатель считает, что и его усилия помочь людям тщетны.
Роман «Сила и слава» (1940) — одно из самых знаменитых произведений Грина — дает более широкую и неоднозначную трактовку традиционных гриновских тем — греха и благодати, стойкости и предательства, пределов оправданности активного вмешательства в ход исторического развития, правомерности высшего суда и возмездия.
В 1938 году писатель побывал в Мексике и написал книгу путевых очерков с красноречивым названием «Дороги беззакония» (1939). Художественное воссоздание материала, почерпнутого в Мексике, стало романом «Сила и слава». Действие его относится к концу 20-х — началу 30-х годов, «когда антиклерикализм, устремившийся в экстремистское русло, и насчитывавшая несколько веков католическая традиция стояли друг против друга в конфликте, ничем не смягченном и не опосредованном, хотя конфликт этот был только одной из граней мучительной исторической ломки, которую переживала Мексика»[3].
2
В романе «Ведомство страха» (1943) звучит парадоксальная, но глубокая и пронзительная мысль: «Жалость — ужасная вещь! Люди сетуют на любовную страсть. Но самая убийственная страсть — это жалость…»