Я сделал немного, но сделал сознательно. Зачем же втаптывать в грязь и эту малость?
Не хочу дрожать, не хочу бояться!
И так ли уж обязателен плохой исход?
Авдага все знает, но пока не предпринимает никаких шагов (рассуждал я спокойнее), уговаривает меня прийти с повинной и тем облегчить ему задачу. А я не пойду с повинной, и никто ни в чем не признается, вот Авдага до самой своей смерти и будет ходить за мной по пятам и все тише повторять свои вопросы. От такой пытки умрет он, а не я.
Или Шехага каким-то образом укротит его рвение и обезоружит его. Вспомнит его в злую минуту, когда ненависть заклокочет в сердце, и смертоносная струя ее зальет и сердара, и наше преступление.
Вернув опасность на землю, к людям, я почувствовал себя смелее. Опасность не утратила своей серьезности, только стала конкретнее и обозримей, я знал ее размеры, знал, чем она мне грозит, но моя растерянность и смятение исчезли.
Авдага прилагает усилия к тому, чтоб уничтожить меня, а я приложу все усилия, чтоб сохранить свою шкуру целой и невредимой. Стоит она недорого, но другой у меня нет, она прекрасно мне служит, а ему все равно ни на что не сгодится. Он готовит мне погибель, я желаю ему лишь неудачи, а учитывая наши силы, мои — ничтожные, его — могучие, будет справедливо, если он ничего не выиграет, а я ничего не проиграю. Ставки в игре у нас неравноценные, я ставлю на карту все, он ничего, для него проигрыш — неудача, для меня — конец. А раз так, пусть лучше он потерпит неудачу, чем я погибну. Как-никак собственная жизнь меня заботит больше, чем его удачи или неудачи.
Желание сохранить голову и решение не ждать, когда кинжал вонзится тебе в спину, принесли мне некоторое облегчение, и я отправился на поиски Османа Вука. Про него я вспомнил сразу же, как только надумал принять бой. Если кто и может обуздать Авдагу, так это он один.
Нашел я его в лабазе Махмуда. Лабаз, к моему удивлению, на сей раз был набит шерстью. Осман следил за тем, как увязывали тюки.
Махмуд ковылял по лабазу, без всякой нужды оттягивал веревки на тюках, стараясь показать Осману, что знает толк в деле и полон рвения. Разумеется, рвения было больше, чем знания, и Осман проверял после него все заново и приказывал затягивать крепче.
— Шерсть для Венеции,— объяснил Махмуд, как мне показалось, с грустью в голосе.— Осман с Шехагой едут.
— Чего ж ты не попросил, чтоб и тебя взяли? — спросил я, поняв причину его грусти.
Он пожал плечами: кому он там нужен?
И пошел дальше оттягивать веревки на тюках.
— Где ты пропадал? Нет чтоб помочь людям! — встретил меня Осман улыбкой.
— Мне надо поговорить с тобой.
— Дай вот кончу.
— Я бы хотел сейчас.
— И я много чего хотел бы.
Но все-таки пошел к каморке Махмуда. Я двинулся следом и закрыл за собой дверь.
— Долгий разговор?
— Как хочешь.
— Тогда давай покороче! Дела ждут.
— Я разговаривал с Авдагой.
— Да что ты говоришь? Неужто впервой?
Как всегда, скоморошничает. Ничего, сейчас услышит — забудет про свои шуточки.
— Авдага все знает. Я ушам своим не поверил…
В каморку вошел Махмуд, посмотрел на нас подобострастно, сгорая от любопытства. Год жизни отдал бы за то, чтоб услышать наш разговор.
— Хотите что-нибудь? Может, кофе принести?
— Не надо ничего,— резко оборвал его Осман.— У нас важный разговор.
Махмуд понуро вышел, он ведь и пришел из-за этого разговора.
Я передал рассказ Авдаги, не опустив ни одной подробности. Он слушал, не прерывая, но с поразившим меня ироническим видом. Я предполагал, что мой рассказ встревожит его больше.
И, что совершенно уж неожиданно, он громко расхохотался, как только я закончил.
— Что-что? Махмуд договаривался с комендантом? Много он знает, в точку попал, прямо пальцем в небо!
— А кто же?
— Много будешь знать — скоро состаришься.
— Чего ты от меня таишься? Надеюсь, не думаешь, что я побегу доносить?
— Не думаю, ты, брат, не такой дурак! С комендантом говорил знаменосец Мухарем. Ну, легче тебе стало?
— А он с какой стати?
— Ненавидит он их — всех! А с комендантом они приятели, на войне вместе были, один стариком, другой молодым. Теперь оба старики.
Знаменосец Мухарем! А бедняга Махмуд высох из-за поноса, без вины виноватый!
— А другие? В других он тоже ошибся?
— В тебе нет.
— Авдага опасен. И становится все опаснее.
— Знаю.
— Что будем делать?
— Уповать на бога.
— Плохо наше дело, если только на бога нам и осталось уповать.