Владимир Стеценко
РАССКАЗЫ
ЛЕТО НА СЕВЕРЕ
ПЫЩУГАНЕ
Полет от железнодорожной станции Шарья до районного села Пыщуг похож на прыжок кузнечика. Самолет разбежался, оттолкнулся, пролетел двадцать минут над лесами, густо обступившими золотые от солнца поляны, пролетел вдоль Ветлуги и мягко ткнулся в широкий луг сельского аэродрома.
Издали, с пригорка, спокойно поглядывают на приезжего длинные бревенчатые дома, вытянувшиеся в цепочку. С противоположной стороны подпирает село высокий холм. Неохотно расступились перед топором могучие леса, открывая увалистые богатырские дали. На холме шумит березовая роща. Днем сюда приходят школьники на уроки физкультуры, а вечером здесь веселится молодежь. Под холмом — ключ. Над ним небольшой теремковый сруб. Ключ ложится в желоб, здесь пыщуганки стирают белье в хрустальной студеной воде.
Между лесами затеряны поля, засеянные рожью, пшеницей и льном. От цветущего льна поля выглядят голубыми. Вокруг живут светловолосые и трогательно близкие к природе люди. Любовь к земле, хозяйственное отношение к природе растет здесь в людях с детства.
Я вышел за грибами с шестилетним Мишей, увидел белый гриб, заторопился и прямо с землей выдернул его.
— Ты так не делай, — вежливо, но твердо сказал Миша, — ты его лучше ножиком бы отрезал, ведь от корешка новые грибы вырастут.
Девушки из Шарьи, приехавшие на уборку, прямо по пшенице помчались в обед на Пыщуг купаться.
— Куда вас леший по хлебу потащил, вот я вас вожжами понужну! — кричит, как взрослый, десятилетний Ленька и впрямь берется за вожжи.
ЛАСТОЧКИН ВЗГЛЯД
Ласточка никогда не смотрит искоса, прищуренно, исподлобья, она всегда смотрит прямо своими маленькими черными глазами, и трудно понять, о чем она думает.
Я поселился на чердаке в душную июльскую ночь, когда в комнате спать было уже невозможно. По шаткой еловой лестнице взобрался на бревенчатый потолочный настил, накрыл в углу широкие снопы прошлогоднего льна простыней и радостно лег в темноту. Где-то горизонтом шла гроза. Она рассылала в жаркую летнюю ночь решительные широкие раскаты. Гром, уже почти обессиленный в пути, оживлялся под сухой приветливой крышей и долго бродил по чердаку от одного угла к другому. Казалось, что каждое утомленное духотой бревно бережно взвешивает в себе далекий грозовой удар, выслушивает его со всех сторон и любовно передает в другое, такое же отзывчивое бревно.
Проснулся я оттого, что почувствовал на себе взгляд. И стоило мне только открыть глаза, как две ласточки, упав откуда-то из-под крыши, заметались надо мной с настоятельным и сердитым криком. Слов, которые выговаривали они, я не понимал, но смысл всего выкрикивавшегося стал мне ясен, как только я увидел над собой прилепленное к кровле маленькое гнездо. «Зачем ты пришел сюда? — кричали ласточки. — Разве тебе мало всего этого огромного дома? Ведь ты человек, тебе ничего не стоит построить хороший большой дом там, где тебе захочется! Нам уже поздно начинать строить другое гнездо в другом доме». Пока две ласточки в лучах пробившегося в щели солнца требовательно летали надо мной, я с эгоизмом, который еще с давних времен укоренился в отношении человека ко всякому животному, решил перетащить сюда, на чердак, стол и все свои книги.
Всю первую половину дня ласточки так и не садились в гнездо. Они только подлетали то к одному, то к другому окошку чердака, заглядывали внутрь и с криком улетали прочь, завидев меня. К вечеру они прилетели в сопровождении третьей ласточки. По тому, как та держалась, было ясно, что она старше и мудрее их и приглашена дать решительный совет.
Она прямо и быстро влетела в дальнее окошко и принялась издали разглядывать меня, шумно хлопая крыльями. Две другие тоже влетели, но вели себя так суетливо и громко, как девушки, после долгого колебания бросившиеся в холодную воду. Они кричали на меня, друг на друга и делали вид, будто вот-вот меня смертельно напугают. Старая же ласточка, видя человека, сидящего за столом и мирно занимающегося своим делом, покружилась несколько минут, села на окошко против моего стола, заглянула мне в лицо, подумала и, что-то спокойно сказав молодым, умчалась. Видимо, эта коротенькая птичья фраза означала что-то успокоительное, потому что с этого момента поведение ласточек резко изменилось. Они дружно принялись за работу.