Избранное

Время истекает дорогое,
утро наклоняется к плечу,
так сказать, пора, перо, покоя…
Говоря попроще: спать хочу.
Чем вас огорошить острым, новым?
Вот Раиса,
но она не та —
скоро месяц, как она с Крыловым
плаваньем и ветром занята.

Вышла из купальни —
вся дрожала,
на руках пупырышки горят…
— Я вас провожу домой…
— Пожалуй… —
Ивы по дороге встали в ряд.

Шли — молчали.
Темнота все туже,
и, уже прощаясь у ворот:
— Вы о ком скучаете? О муже?
— Я? Не знаю…
— Ничего, пройдет.
Ведь домзак еще не мыловарня,
Он, поди, теперь не дует в ус —
хорошо возьмут в работу парня,
будет парень, как окончил вуз…
Как у вас на фабрике?..
— Все то же…
— Хорошо. Теперь идите спать.
Вы сейчас как будто помоложе…
Ну, шагайте.
Завтра ровно в пять…

Он ушел:
еще тошнее стало,
кожа вся скукожилась у рта.

И в квартире вдруг у двери встала:
комната ее не заперта,
но вошла.

Навстречу встал с дивана…
— Ой, Сергей!.. —
Черён и нехорош,
он вытаскивает из кармана
белый нож,
удобный, финский нож.

Он ее встречает тихими словами,
ночь в окно ударила, светла:
— Или не житуха
тебе была с нами,
или не хватало барахла?..

Два дыханья молодых и душных,
бьется песня где-то вдалеке.
Милую махновец и домушник
видит.
Браунинг в ее руке…

К этому финалу приготовясь,
я свою заканчиваю повесть.
Перед, вами, дорогой, во многом
я, читатель, чувствую вину…
Шел я по проторенным дорогам,
песенку насвистывал одну,
злоупотребляя диалогом.

И не свел сюжетных линий,
чуя их, как вожжи в кулаке,
но зато я рад,
что видел синий
браунинг у девушки в руке,
что герои пели и купались,
пылью покрывали кожу щек,
что уже нажал, не дрогнув, палец
невспотевший, спусковой крючок.