Лучше б такого не случилось, говорила она. Мама никогда не навещала семейство Кроули, но всегда давала нам какие-нибудь ненужные вещи, чтобы отнести им. Однако миссис Кроули не нравились эти подношения. Лучше быть независимой, говорила она. Есть на свете люди, что лезут в чужие дела, да еще норовят обидеть при случае.
Но вот что мы подметили с самого начала. Любимцем миссис Кроули был Джо. Как-то мама дала нам большой кусок рождественского пирога — отнести его миссис Кроули. Когда мы пришли, детей не было дома, и миссис Кроули положила пирог в миску и спрятала ее. Позже мой брат случайно проболтался. Он спросил одну из девочек, вкусным ли был пирог. И тут выяснилось, что она про пирог ничего не знает, зато по лицу Джо стало ясно, что он-то знает. Миссис Кроули невероятно баловала сына. Она привозила ему из города всякие мелкие подарки, а вот дочкам — никогда и ничего. Помогал он матери куда меньше, чем девочки, и еще она часто подзывала его к себе, чтобы приласкать. Нам при этом становилось неловко. В нашей семье не принято было проявлять свои чувства.
Итак, из года в год мы приезжали на катере в нашу бухту и всякий раз предвкушали встречу с семейством Кроули. Невзирая на скудную еду, дети Кроули росли так же быстро, как и мы. В пятнадцать лет Джо был тощим длинным подростком, и мать баловала его сильнее прежнего. Она все меньше заставляла его работать, хотя сама не знала ни минуты покоя. Она то собирала ракушки и сосновые шишки, то работала в огороде, и спина у нее совсем согнулась. Миссис Кроули состарилась и выглядела измученной. Зубы у нее почти все выпали, рот ввалился, а подбородок выдался вперед, словно носок ботинка. Но — удивительное дело — в присутствии Джо она вовсе не казалась старой. Она не сводила глаз с лица сына, лицо ее молодело. На наш взгляд, смотреть-то было особенно не на что, и, хотя мы с братом никогда не говорили об этом, оба мы смутно понимали, какие чувства миссис Кроули питала к сыну. Дни напролет она работала в огороде, выкапывала ракушки, снимала мидий со скал или собирала сосновые шишки, и, если сравнить с тем, как жила наша мама, женщина эта жизни и в глаза не видела. И все только ради Джо. Джо с ней рядом, чего же еще надо? Она никогда так не говорила, но мы сами это понимали. Что думал мой брат, не знаю, я уже сказал, мы с ним никогда об этом не говорили. Но меня самого это пугало. Наверно, я впервые в жизни понял, как много на свете сложного. Миссис Кроули просто обожала сына, это было ясно каждому, а, наверное, когда любишь человека вот такой безумной любовью, то не замечаешь, красив он или уродлив. Может, меня это и пугало, я чувствовал — такая любовь таит в себе что-то трагическое.
Ну а на следующее лето мы уже не поехали в нашу бухту. Мы с братом стали взрослыми и решили попутешествовать со своими приятелями, а родителям просто надоело туда ездить. Правда, мы слегка огорчились, что в то лето не увидим семейство Кроули, но покой от этого не потеряли. Помню, мы даже собирались написать им. Но дальше разговоров дело не пошло.
То, о чем я хочу рассказать, случилось в прошлое рождество. Более двадцати лет прошло с тех пор, как я в последний раз был в нашей бухте, и вот в прошлом году я случайно оказался в тех местах.
Кстати, могу признаться: особого успеха в жизни я не добился. В отличие от брата — процветающего дельца, у которого жена, дети, машина и все прочее, что положено иметь преуспевающему дельцу,— мне никогда не удавалось осесть на одном месте. Может быть, на меня неважно подействовала жизнь семейства Кроули. Мне всегда казалось немного смешным, как это люди умудряются всю жизнь прожить на одном месте и проработать в одной конторе. Я же любил встречаться с новыми людьми и браться то за одно дело, то за другое; стоило мне скопить немного денег, и я тут же бросал работу и отправлялся странствовать. Как говорят, карьеры на этом не сделаешь, да и у отца с матерью, от которых я совсем оторвался, я был занозой в сердце. Но радости такой жизни искупают многое.
Так вот, в прошлом году, как раз на рождество, я держал путь на север — хотел наняться на ферму, где, как я слышал, нужны были рабочие руки,— и, поскольку денег у меня было в обрез, я шел пешком. И тут в голове моей родилась мысль свернуть с дороги и взглянуть на бухту. Так я и сделал. Но пошел зря. Как я уже говорил, вид тех мест вызвал у меня совсем не те чувства, какие я ждал, и я поспешил прочь. Только люди с крепкими нервами могут возвращаться в те места, где они были когда-то счастливы, в этом я твердо убежден.