Мистер Бертлберри пропускал его слова мимо ушей. Столько раз их слышал. Но казалось, мистер Флайджер вот-вот расплачется, и Беггс обычно отворачивался.
А потом случилось то, что должно было случиться.
— Что ж мне делать? — причитал мистер Флайджер.— Я так влюблен в нее. Пошел к ее родителям, а они мне отказали. Жизнь моя — зыбучий песок, сердце мое чахнет.
Ну не станешь же смеяться. Да еще в глаза мистеру Флайджеру. Слова его действовали на всех одинаково. При нем никто не смеялся. Но у него за спиной все говорили, что он явно тронулся.
Беггс сказал, хорошо бы пробило полпятого.
Бумаги.
Бумаги надо отнести наверх.
А девушки стучат на пишущих машинках.
— Эй,— сказал мистер Бертлберри.— Она тебя ждет.
Беггс покраснел. Она и вправду ждала, и в трамвае по дороге домой они держались за руку.
— Мое сердце чахнет,— сказал мистер Флайджер.— Моя душа в аду.
И почему никто над ним не смеется?
— Гляди в оба,— сказал мистер Бертлберри,— не то кончишь тем же самым.
— Ну и пусть,— сказал Беггс. И опять покраснел.
— Когда я был парнишкой,— продолжал мистер Бертлберри,— я получил хороший урок. Вот тогда-то я и побывал в аду — один только раз.
— Да,— сказал мистер Флайджер.— Моей душе вовек не знать покоя.
— За всю мою жизнь,— сказал мистер Бертлберри,— один-единственный раз. Сразило наповал, но зато отличный был урок. И я сказал себе: все, больше никогда — я свою чашу испил до дна.
— Да, но я не хочу на всю жизнь остаться холостяком,— отозвался Беггс.
Мистер Бертлберри расхохотался, и мистер Флайджер, который ни разу не смеялся с тех пор, как влюбился в молоденькую девушку, тоже расхохотался.
— Парень,— сказал мистер Флайджер,— да наш приятель не только женат, у него пятеро детей.
Бумаги.
Бумаги надо отнести наверх, и Беггс идет наверх. Бумаги уводят мысли от всего непонятного.
Жизнь — зыбучий песок.
Жизнь — бумаги. И ты не знаешь, о чем они. И продолжаешь носить их.
Носить нескончаемые бумаги.
Бумаги.
Бумаги.
Отличный денек
Кен постучал в дверь домика Фреда, когда едва рассвело.
— Ты уже встал? — спросил он.
— Встал,— отозвался Фред и тут же открыл дверь.— Я только что позавтракал. Давай-ка поторопимся.
Идти было недалеко. Домик Фреда стоял на самом берегу. Они закинули лодку на спину Кену, и он двинулся вдоль берега, а Фред шел сзади и тащил снасти. Кен был здоровый парень и лодку нес играючи, а вот Фред с трудом волочил снасти. Фред был низкорослый и щуплый, и каждые несколько шагов он проклинал свою ношу.
Отлив уже начался, и море разгладилось, ни морщинки не доползало до берега. Все вокруг было недвижимо, лишь чайки прогуливались по песку, оставляя на нем стреловидные метки. И так тихо, неестественно тихо. Казалось, мир за ночь умер, вот только чайки…
Кен снял с плеча лодку и положил ее на песок вниз дном, а Фред бросил рядом якорь и весла и швырнул в лодку мешок со снастями.
— Вот бы мне быть таким здоровяком, как ты,— сказал Фред.
Кен на это ничего не ответил. Он уселся на корму и стал скручивать папиросу, а Фред занялся делом: вставил весла в уключины и закрепил якорь.
— Пошли,— сказал он.— Отчаливаем.
Фред, закатав брюки, вошел в воду и потянул за собой лодку, Кен подтолкнул лодку с кормы, она медленно пошла, Фред впрыгнул в нее и сел на весла, вслед за ним прыгнул и Кен, и лодка заскользила в море.
— А денек, видно, будет отличный,— сказал Фред.
Похоже, так оно и было. Солнце не спеша вставало из-за острова, к которому они направлялись, и на небе ни облачка.
— Пойдем туда, куда прошлый раз,— предложил Фред.— Скажешь, если собьюсь с курса.
И хотя Фред приналег на весла, лодка шла тихим ходом. А все из-за его коротких ног — Фреду не удавалось как следует упереться в кормовое сиденье. А Кен, принявшись скручивать папиросы, перестал следить, куда гребет Фред, и тот, оглянувшись, вдруг увидел, что они идут совсем не к тому концу острова.
— Слушай,— сказал Фред.— Садись на весла, а я буду тебя направлять.
Они поменялись местами, и лодка понеслась стрелой. Каждый рывок лодки — удар по самолюбию Фреда. До чего же Кен силен! На нем лишь рубашка и шорты; этот крупный, с налитыми мускулами парень, наверное, больше шести футов роста.
— Черт, мне б такое тело! — сказал Фред.— Понятно, почему за тобой девчонки бегают. А посмотри на меня.
Да, смотреть, в общем-то, было не на что. Щуплый коротышка. И потертая одежонка висит мешком, точно с чужого плеча. И старая шляпа сползает на лоб, и сползла бы еще ниже, если б не уперлась в уши и не осела на них, точно на кронштейнах.