И теперь я изумленно смотрел на эту седовласую, с гордой осанкой, чопорную старуху и не верил, неужто это и есть та самая женщина (мне тогда было десять, а сколько ей, понятия не имею), которая ходила в садовых перчатках и соломенной шляпе с широкими жесткими полями и сеткой и которая так решительно размахивала мешком, чтобы сбить пламя.
— Разумеется, вы помните,— сказала мисс Смит.
— Помню,— согласился я.— Только не помню, чтобы хоть раз видел вас с тех пор.
— Разумеется, не видели, да и кто меня там видел? В этом городишке. Я там теперь не живу,— продолжала она.— Надоело в конце концов. Живу в большом городе — снимаю квартиру, а сюда каждый год приезжаю недель на шесть не в сезон. Люблю тишину.
— А в том старом городке разве не было тихо? — спросил я.
— И было, и не было. А скажите,— добавила она, помолчав,— вашу маму не рассердил тот платок, что я вам прислала?
— Да вроде бы нет,— ответил я.— Хотя, помню, она была не очень-то довольна.
— Уверена, что недовольна.
Нас прервали: надо было заказать обед, а затем мисс Смит спросила:
— Ваша мама рассказывала вам что-нибудь обо мне?
— Насколько помню, нет.
— А что вообще вы слышали обо мне?
Я на мгновенье задумался и сказал, что не помню ничего, кроме того, что все воспринимали как должное.
— Вы имеете в виду, что я эксцентричная стареющая девица с кучей денег, живу одна в огромном доме и никуда не выхожу?
— Ну… наверное. Что-то в этом роде.
Казалось, она была немного разочарована, и я прибавил:
— Понимаете, я уехал из городка, когда мне не было и двадцати, и больше туда не возвращался.
— Я вас не осуждаю. Добропорядочнейший городишко. Человеку с характером там не место. А у меня характер был еще смолоду; по крайней мере я так считала. А я-то думала, обо мне судачили,— добавила она, точно жалуясь.— Скажите, неужели вы вообще не слышали обо мне ничего скандального? Только честно и откровенно!
Я покачал головой. И мне стало как-то не по себе.
— Разумеется,— продолжала она,— ваша семья столь же добропорядочная, как и прочие, но я всегда полагала, что у таких вот людей скандалы — излюбленная тема разговоров. Или, вернее сказать, сплетен.
Я решил, что не стоит сердиться.
— Возможно,— сказал я.— Вполне вероятно. Но только не при детях.
— Например, сестра вашей матери, эта мисс Берта Топп, как двусмысленно выражаются, незамужняя женщина. Она наставляла на путь истинный мою подругу, некую Дейзи Уиллоубай, увела ее со стези греха.
— Да, тетушка Берта жила с тетей Дейзи, но думаю, мы, дети, понимали что тетя Дейзи не была нам настоящей тетей. Ее звали миссис Клаути, и мы играли с ее темноглазой дочкой, хотя она и была на несколько лет старше меня.
— Верно. Только скажите мне на милость, как это Дейзи Уиллоубай превратилась в Дейзи Клаути?
— Ну…— начал я.— Но ведь это совершенно ясно.
— Вышла замуж. Разумеется. А вы знали Клема Клаути?
Я попытался вспомнить. Конечно, я никогда не был знаком с Клаути, и все-таки к нему тянулась ниточка воспоминаний: возможно, его голос по телефону, поручение что-то ему передать. Я вспомнил связанные с ним шепот, недомолвки, неодобрительные взгляды… Ах да! Клаути пил! Но вслух я сказал другое:
— Он играл на фортепьяно?
— На фортепьяно может сыграть любой! — отрезала мисс Смит.— Я хочу сказать, в те годы все играли на фортепьяно. Я сама играла. Да и вы, наверное. А знаете,— вдруг сказала она невероятно серьезно и убежденно,— я в жизни не слышала, чтоб кто-либо, кроме Пахмана [30], так тонко чувствовал инструмент, как Клем Клаути.
Мне вдруг захотелось показать, что и я кое-что смыслю в музыке.
— Вы имеете в виду то, как он играл Шопена?
— О! Так вы знаете, о чем идет речь! — Глаза ее загорелись.
— Я однажды слушал Пахмана. В Лондоне. А вы где его слушали?
— В Германии. Это, наверное, было с полвека назад. Еще до того, как умер мой отец,— думаю, вы тогда были малым ребенком. Мой отец, отставной полковник имперской армии, был джентльменом. И фамилия у нас на самом деле двойная — Портерхаус-Смит. Он тогда увез меня в Европу — для нравственного совершенствования, представляете?
— Господи! — Я изобразил изумление.— Неужто вы были так безнравственны?
— Я флиртовала с Клемом Клаути.
— Понятно. Хотите сказать, после того как он женился на тете Дейзи.
— Но как так вышло, что он женился на ней? Я расскажу вам — все из-за этих добропорядочных.
30
Владамир Пахман (1848—1933) — известный пианист; прославился блестящим исполнением произведений Шопена.