Видите ли, Мардж пошла в дамскую комнату, ну и, понимаете, пока она там была, кто-то снаружи запер дверь на задвижку, и она не могла выйти. Бедняжка оставалась там взаперти добрых полчаса.
Да кто же способен на такую ребяческую выходку?
Ну и достанется кому-то.
Но кто, по-вашему, мог это сделать?
Старик Барнет поговорил с Питером, и они подошли к Генри — пускай и он пойдет с ними, они спросят всех подряд, предложат виновнику честно сознаться.
Но ему не пришлось этим заниматься, так как Мардж наконец успокоилась, ей даже смешно стало, и она подошла и взяла его под руку, и он сразу много чего о себе возомнил. Ну и вот, она хочет, чтобы он проводил ее домой. А как же дождь? Ну, во всяком случае, выберемся из этой толчеи.
Вышли на веранду, и, стоя на верхней ступеньке, Мардж заявила — вот, не угодно ли. Что приходится терпеть, когда остаешься в таком заштатном городишке. И очень спокойно прибавила — она прекрасно понимает, кто это сделал. Называть не станет, но она заметила под дверью ноги в дешевых теннисных туфлях на черной подошве, и, кажется, носки тоже черные, а брюки внизу без отворотов. Значит, это какой-нибудь сорванец из бедняков, такие, недоучившись в школе, вынуждены идти работать, их, конечно, не следует пускать на корт, во всяком случае, не днем в субботу, даже если они и нашего прихода. Хотя, конечно, нельзя судить их строго, ведь их не учили вести себя прилично, а при социализме все станет по-другому — наверно, Генри тоже так думает?
Ну, право, он не знает.
Разве он не социалист?
Ну, трудно сказать. К сожалению, он в этом плохо разбирается.
Вот как? — удивилась Мардж. Неужели? Хотя верно, что́ он может знать, что вообще можно знать о себе и о жизни, когда прозябаешь в такой дыре?
И вдруг из-за угла воскресной школы вывернулась машина Барнетов, старики на заднем сиденье, Питер за рулем. И Мардж сказала — да, большое спасибо, она будет очень рада, если ее подвезут.
Пока она садилась в машину, миссис Барнет сказала — подумайте, какая неожиданность этот дождь, обычно все-таки можно предвидеть заранее. Мардж сказала — да, ужасно неприятно, правда? Обернулась к Генри и прибавила — конечно, они еще увидятся.
И он остался один, и хотя в доме еще пели и барабанили на рояле, расслышал, как зовут — нет ли желающих помочь с мытьем посуды. Но лило уже не так сильно, и он сунул ракетку под блейзер, застегнулся на все пуговицы, поднял воротник и зашагал по аллее. Его опять одолела усталость, до дому совсем близко, и то неизвестно, как дойти, еле волочишь ноги, а уж остаться и таскать ведра с горячей водой…
но она обещала, он заставил ее пообещать, о господи боже с каким трудом он добился этого обещания. Но она все-таки ОБЕЩАЛА. Сам он не всегда держал слово, нет, далеко не всегда, но иногда держал. Черри. Нет, он никогда про нее не сказал, ни единой душе не проговорился. Ни разу. Так может быть. Если она скажет ТЕПЕРЬ он скажет будь это правда почему она не рассказала ТОГДА? Почему, да потому, ох, потому, что он взял с нее слово. Плакала навзрыд, думал, выскочит, даст ему пощечину и побежит жаловаться шефу, но не думал, нет, нет. И ведь не так уж надолго он ее запер. Походил по конторе, посвистывал, руки в карманы, очень был доволен собой, пошел в кабинет шефа, поглядел из окна на тех парней и подумал, даже подмывало им крикнуть — эй вы, свиньи, ТЕПЕРЬ вы ей ничего плохого не сделаете. И внезапно подумал совсем другое, даже в дрожь бросило, подумал, вдруг она там задохнулась нет нет даже затошнило, но знал, знал так надо было о господи. И вовсе не выскочила и не дала пощечину нет нет. Лежала на полу и вся дрожала и плакала навзрыд. Никак не мог ее поднять и вывести оттуда. Сколько часов прошло, пока перестала плакать, и еще долгие часы он твердил прошу тебя. Прошу. Ну пожалуйста перестань. И обещай ну пожалуйста обещай что не скажешь. Стоял на коленях подле ее стула и держал ее за руку и гладил руку и дотянулся, погладил по голове и все повторял не скажешь. Дорогая
— Нет, нет, ради бога,— сказал он — и чуть не подскочил, услышав свой голос. Но, на счастье, улица пуста, кругом ни души…
о-о когда она улыбнулась и он сказал какая у нее милая улыбка, и она сказала смотри, мой платок совсем мокрый, и он достал свой, посмотрел — почти чистый. И сказал обещай, не выпуская ее руки, обещай, прошу тебя, ты ведь ОБЕЩАЕШЬ, правда? И она ответно сжала его руку и пообещала. И улыбнулась, она улыбалась и потом до конца дня было так чудесно нет, он был так счастлив НЕТ. И в тот вечер по учебнику уголовного права он дошел до этого. Если девушке не исполнилось о нет нет