Когда мать спрашивает, как он себя чувствует, он всегда отвечает — ни капельки не лучше. Так безопаснее. А новый доктор сказал — ему полезны солнечные ванны, и усиленное питание, и нужен покой и отдых по меньшей мере на полгода. А в остальном предоставьте его самому себе. Пока он не чувствует себя лучше, ничего с ним не могут поделать.
И он усмехнулся и сказал — бедная мама. Сорвалось ненароком, вообще-то он по обыкновению ничего не собирался говорить вслух, хоть тут и некому услышать.
Никто не полезет сквозь заросли ежевики, а если кто-нибудь пойдет берегом, под ивами, надо думать, слышно будет еще издали. На другом берегу не видно никакого жилья, и, надо думать, едва ли с той стороны его кто-нибудь увидит.
Солнце стало чересчур припекать, и он сел, стряхнул со спины травинки и сучки, потом поднялся. Спереди он весь очень славно загорел, а дома, в спальне, изгибаясь, изворачиваясь перед зеркалом, убедился, что сзади загар еще темнее. Он вскинул руки вверх, присел, выпрямился, еще раз, еще, раз-два, раз-два. Наклон вперед, похлопать ладонями по бедрам, напрячь мышцы, снова расслабить.
Когда была зимняя ярмарка, тетя Клара повела его в балаган, где показывали татуированную женщину. Женщина была в юбке с прорезями, и она выставила огромные толстые ноги в прорези, так что всем видны были картинки на ногах. А потом повернулась спиной, и стали видны картинки по всей спине, такое на ней было платье, почти ничего не закрывало. И она сказала, она будет какому-нибудь почтенному человеку хорошей женой, потому что, если на него нападет бессонница, он может сидеть и разглядывать картинки. Но тетя Клара сказала, это отвратительно, и не стала смотреть. А потом та женщина сказала, если кому из мужчин угодно, пускай потрет ей спину и сам убедится, что картинки не стираются, и тогда тетя Клара за руку потащила Генри из балагана. Но он оглянулся и увидел, как один человек послюнил палец и хотел стереть картинку.
Бедная тетя Клара, сказал он.
Он вышагивал взад-вперед, стараясь поднимать колени повыше, левой, правой, левой, правой. Потом двинулся по кругу, быстрей, быстрей и под конец бегом.
Однажды в субботу, когда он был еще совсем маленький, отец повел его поглядеть, как одна дама полетит на воздушном шаре. Посреди выгона горел костер, а над костром плясал и вздрагивал воздушный шар. Вокруг костра стояли люди и натягивали привязанные к шару веревки. Они тянули из всех сил и кричали, что долго им шар не удержать. И все говорили, а где же та дама, может, она явится слишком поздно, но тут по дороге подкатил «форд», и шофер громко сигналил. У ворот из машины вышла дама, на ней было туго обтягивающее трико, точно на акробатах в цирке, и шляпа со страусовым пером, и она побежала на середину выгона к шару. И те люди еще сильней натянули веревки и закричали, но, когда она была уже рядом, им не удалось удержать шар, они выпустили веревки, и шар взвился вверх. И эта дама сдвинула шляпу на затылок, так что большущее перо легло ей на плечо, выставила одну ногу вперед, подбоченилась и стала кричать на тех людей и ругаться нехорошими словами. И отец потянул Генри за руку прочь, они пошли домой, и отец сказал, эта дама просто мошенница.
Бедный отец, сказал Генри.
В конце концов, может быть, утром он и не подглядывал.
Он перестал бегать, тяжело дыша, опустился на колени на самом краю берега и посмотрел в воду. По песчаному дну ползают крохотные детеныши-рачки. Два рака побольше, нацелив клешни, стараются обойти друг друга с тыла.
То были самые лучшие каникулы за всю его жизнь. Всей семьей сели в поезд, и он оказался рядом с какой-то старой дамой, а она разговаривала со своим соседом. За всю жизнь я только один раз была на скачках, рассказывала она, и выиграла десять фунтов. Все друзья стали мне говорить — иди домой, ты уже разбогатела. Но я не послушалась, нет, я осталась и проиграла все свои деньги, и пошел дождь и погубил прекрасное страусовое перо на моей шляпе. А со станции до фермы ехали в открытой коляске. И Арнольд смастерил лук и стрелы, и они ходили к оврагу и стреляли в трубастых голубей, у которых хвост веером. И мистер Джоунс прокатил его на лошади без седла, руки у него были волосатые, дочерна загорелые, а на ногах сапоги из жесткой кожи и подбиты серебряными гвоздями. И в ручье они увидали раков, и мистер Джоунс сказал — он зовет их ползунами, а маори их называют коура. И отец взял всех прокатиться в плоскодонке вверх по ручью, но угодил под нависшую ветку, и мама оказалась в воде.