Он порылся в корзинке и сказал — угощайтесь, ребята, тут только и осталось что сандвич да две пышки. Вынул салфетку, положил на пол — и заметил, что на ней отпечатались его грязные пальцы.
— А, чтоб меня,— сказал он.
Облизнул большой палец и попытался стереть пятна, но стало много хуже.
— Видали,— сказал он.— Вот чертовщина!
— Да ну, подумаешь,— сказал Лен.— Мы не на дамском чаепитии.
Джек оставил попытки поправить беду и принялся разглядывать вышивку.
— Айда тоже умеет делать шикарные вещички,— сказал он.— И хорошенькие, не хуже этой. Только не для каких-то грязных стригалей. Наверно, дело в том, что у Энди жена англичанка. Ничего, научится уму-разуму. Вон Уоллина мамаша, та уже отучилась от английских привычек.
— Как не отучиться, когда у ней семеро ребят,— сказал Лен.
— Отличное дело рожать ребят, Лен,— сказал Джек.— Я сам не прочь этим заняться наравне с Айдой.
Все, смеясь, уставились на него, а он лег на пол, растянулся на спине, заложил руки под голову и закрыл глаза.
— Спорим, этого нет в Священном писании,— сказал Лен.
Джек приподнял голову.
— Верно, нету — такая незадача.
И все затихли — развалились, разлеглись и отдыхали, обливаясь потом после чая, отяжелев от еды, закрыв глаза, оттягивали минуту, когда надо будет опять закрутиться в работе, вдыхали жаркий воздух и едкий запах аммиака, которым тянуло из-под сарая, где всю ночь были заперты овцы. А овцы в закутах, дожидаясь своей очереди за двустворчатыми дверьми, совсем затихли, будто их тут и нету; лишь изредка слышно, они потолкаются, пофыркают, пожуют — и снова затихнут. И еще в липкой жаре слышно жужжание мясных мух; и железо крыши потрескивает, все сильней накаляясь на солнце.
А потом Джек сел и объявил — хватит лодырничать, работа не ждет.
Он с усмешкой замахнулся, готовясь еще разок изо всей силы хлопнуть Лена, тот отодвинул ногу, и в дырке свитера опять проглянул его пупок.
— Пошли, парни,— сказал Джек,— людям охота есть и одеваться в шерстяное, им без нас не обойтись.
— Встаю,— отозвался Лен, закрыл глаза и захрапел.
— Что скажешь о наших краях, Дэйв? — спросил Джек, глядя на горы.— Только и есть что чертов папоротник да крестовник, а? Знаешь, Энди думает, когда-нибудь правительство возьмет и прикроет все горные фермы. Ну, не знаю. Тут наш дом. Не так-то просто им будет нас отсюда выставить.
— Черт с ним, с правительством,— сказал Лен.
Уолли сказал — кто там идет с лошадью по дороге, не Джерри ли?
— Может, они ждут, чтоб мы закончили,— сказал Джек.
Уолли сказал, на месте мистера Эндерсона он нипочем бы не пускал в свою стригальню черномазых с их паршивыми овцами.
— Полегче, Уолли,— сказал Джек.— В конце концов, прежде это была ихняя страна.
— Ха! Прежде! — фыркнул Уолли.— Скажи лучше — и теперь ихняя. Ты погляди на участок Рэнджи. Половина леса не сведена, а остальное заросло всякой дрянью, и семена крестовника несет на нашу землю. Почему бы мне не получить там участок и не обработать толком? Как молодому парню обзавестись своим домом? А поглядите на старика Ваксу, он только дурака валяет, а разыгрывает из себя овцевода. Бросает деньги на ветер и живет тем, что еле наскребет, потому что он сам полукровка.
— Вот это речь! — сказал Джек.— Выдай нам еще одну, Уолли. Или, может, Берт выскажется?
Он дотянулся до парнишки и взъерошил ему волосы.
Младший брат еще не вымолвил ни слова. Рослый, неуклюжий, светлые кудрявые волосы, пухлые губы, добродушные голубые глаза; а старший брат, Уолли, невысок, прямые темные волосы подстрижены коротко, под Майка Флинна, только на лоб падает челка. Губы тонкие, злые, быстрые темные глаза мгновенно тебя оценивают — и отнюдь не доброжелательно.
— Берт, миляга,— продолжал Джек,— там шерсть валяется, ты еще не подобрал. Подбери-ка сейчас, будь умницей.
И с невозмутимым добродушием Берт ответил:
— Сам подбери.
Джек встал, еще минуту помедлил, зевая и потягиваясь, потом сказал:
— Ладно, парни, встряхнитесь — и за дело. Пошевеливайтесь.
И кинулся в стригальню, к движку. Слышно было, как он, покряхтывая, крутит рукоятку, и вот машина заработала. Лен выругался, но тоже поднялся и, лишь на считанные мгновения отстав от Джека, ринулся в свой закут и после короткой суматохи, спиной распахнув створки, выволок оттуда овцу, она мягко скользила по полу шерстистым задом.
Дэйв стоит и смотрит, а машинки в руках Джека и Лена жужжат и верещат, но там, где они прошли, полосы шерсти отваливаются с овцы, чистые, мягкие, поблескивают жиром. Подбегает Берт, подхватывает отрезанную полосу, относит к столу, расправляет там, отделяет лишние куски, потом складывает полосы и передает Уолли, под пресс, Дэйв мог бы стоять и смотреть весь день напролет, но в стригальне вдруг потемнело, и он поднял голову — в дверях стоит мистер Эндерсон.