Ладно, Берт, говорит он, ты сам знаешь, что надо делать.
И шагает с Дэйвом дальше по гребню горы, а Берт, кликнув пса, поворачивает обратно; Дэйв несколько раз оглянулся и наконец увидел, что Берт свернул в сторону и спускается по отрогу, который они недавно миновали.
— Он всегда такой, ни слова не вымолвит? — спрашивает Дэйв.
— Ну, нет,— говорит Эндерсон.— Попробуй когда-нибудь с ним потолковать. Спроси про охоту на диких свиней или как поймать голубя, тут ему есть что порассказать.
Да, продолжает он, Берта с Джонни не сравнить. Тот знает одно — набить брюхо. А уже сколько лет он тут прожил. Впрочем, не знаю, никак я не разберусь, что он такое, этот Джонни. Можно подумать, совсем безмозглый. Один раз я взял его сюда с собой сгонять овец — и закаялся. Что бы он ни сделал, все вкривь и вкось. Будто пес, который сбился со следа. Говорят, он был раньше матросом. Не пойму, чего ради он остался работать на старика Ваксу — если это можно назвать работой. Я точно знаю, корову он доит вдвое дольше любого работника, а кроме этого, пожалуй, только и умеет корчевать кустарник. И то можно биться об заклад, что он, половины дела не сделавши, угодит себе топором по ноге или еще что-нибудь такое учинит. Ну, не знаю. Некоторые говорят, как-то он забрал в руки старика Ваксу и его миссис, вроде они ему не платили, много задолжали. По-моему, зря болтают, у Ваксы всегда в кармане деньги водятся. Одно никак в толк не возьму, для чего ему нанимать работника. Седрик с Джонни вдвоем никогда не делали больше того, с чем он и один запросто справится… хотя, конечно, он что ни делает — все из рук вон. Я так думаю, ему охота разыгрывать важную птицу. Наверно, маорийская кровь сказывается.
И опять Дэйв пробует освоиться с услышанным. А в то же время надо следить за каждым шагом, потому что склоны здесь почти отвесны и от проволочной ограды до обрыва всего какой-нибудь ярд. К ограде жмется, натягивая проволоку и нависая над обрывом, сплошная стена папоротника. Высокая, поверх нее не заглянешь, а кое-где выгнулась и нависает над гребнем утеса. И приходится ползти на четвереньках, одной рукой держишься за проволоку, а другой и даже головой расталкиваешь эту преграду. Правда, Эндерсон ползет первым, прокладывает дорогу, Дэйву за ним много легче, а Дэйв в свой черед облегчает дело собакам; но высохший, жесткий папоротник того гляди порежет, как ножом, а если стряхнешь спелые семена, бурая пыльца забивается в нос, и начинаешь чихать; и весь взмок от жары, и рубашка липнет к спине.
Но вот наконец миновали окаянное место, и, дожидаясь, пока Дэйв проползет следом, Эндерсон говорит — знай он, что сосед повернет верхний край внутрь, он навряд ли устраивал бы эту изгородь. Вот погляди, показал он на стену папоротника. Овцам через нее вовек не пройти. Одна беда, что и не видно за ней ничего.
Конечно, если какой охотник на диких свиней чиркнет спичкой, прости-прощай папоротник, и изгородь тоже.
А теперь вот что надо сделать, Дэйв, продолжает он. Мы идем вон к тому отрогу, видишь? Так ты обожди немного, а потом шагай туда. Держи прямиком на гребень и увидишь меня по ту сторону, а Берта вон там, по левую руку. Собаки с тобой не будет, но это ничего — крикнешь погромче, и овцы побегут как миленькие. А если что не заладится, я уж сумею послать к тебе одну суку.
Только дождись, пока я доберусь вон туда,— и он показал пальцем.
Дожидаясь, Дэйв присел на корточки и подумал — я тут как на галерке. И охватывает волнение. Сидишь у мира на макушке, под тобой необъятная ширь, и, однако, все кажется таким крохотным, будто уместится у тебя на ладони. Волнует — и не оттого только, что завораживает взгляд, а еще и оттого, что есть там люди, кто тоже тебя завораживает.
А там Эндерсон, в такой дали совсем крохотный, шагает быстро и вот остановился у стены папоротника, кричит — о-го-го! Овцы сбиваются в кучу, бегут, и Эндерсон посылает за ними одну из собак.
Уже под вечер овец согнали к воротам, откуда начинается дорога. Жара спала, но все (даже Берт, отметил про себя Дэйв) явно выбились из сил. Даже овцы, задыхающиеся, присмиревшие, идут по колее, опасливо поглядывая на людей и собак, и, похоже, вконец выбились из сил. Эндерсон остановился, по обыкновению опустился на корточки, велит и Дэйву остаться с ним; а Берт идет через стадо, растревожил его, несколько овец даже попытались кинуться в стороны; но верные собаки, хоть и разгоряченные и усталые, остаются начеку; полулежа возле хозяина, одна справа, другая слева, они сторожко следят за порядком — и ни одна овца не удрала.