Больше говорить не о чем. У всех слипаются глаза, одна миссис Эндерсон по-прежнему бодра, оживлена, ловкие пальцы ее неутомимо трудятся над вязаньем. Дэйв отвернулся и зевнул и пробует издали разглядеть названия книг на полках; миссис Эндерсон говорит — пожалуйста, пусть берет почитать любую ее книгу.
Джек вдруг всхрапнул так громко, что сам проснулся. Встал, зевая и потягиваясь, протирает глаза кулаками.
Внесли и зажгли свечи, и все отправились спать, только миссис Эндерсон сказала — нет, она еще не ложится.
В комнате, где предстоит ночевать Дэйву, две раскладушки; пока Эндерсон закрывал дверь в соседнюю комнату, Дэйв успел бросить туда беглый взгляд. Это спальня миссис Эндерсон — такую увидишь разве только в кино. Но он очень устал и, когда лег и начал согреваться, чувствуя, что на улице и впрямь подмораживает, даже не заметил, как из ванной вышел Эндерсон, бросил прямо на пол свою рабочую одежду и улегся на второй раскладушке.
Едва начало светать, по крыше забарабанил дождь и разбудил их. Стало душно и тепло; Эндерсон сел на раскладушке, извернулся, поглядел в окно, сбросил на пол пару одеял.
— Слишком поздно,— пробормотал он.— Уже слишком поздно.
И опять зарылся в постель.
Больше в доме не слышалось ни звука.
Засыпая снова, Дэйв попытался вспомнить, что ему раньше приснилось — кто-то ему снился, но кто же…
А, да, вспомнил. Седрик.
Джонни что-то говорит ему, но он не слушает. Словно бы еще не кончилась суматоха и гонка последних двух недель, а главное, все время доносится шум из стригальни и говор, люди сели передохнуть. И однако все идет как-то по-другому. И прежде всего он сам что-то уж очень разговорился.
А если честно, надо признаться, ничего такого я не говорил. Почти ничего.
— Вы меня не слушаете, мистер,— упрекает Джонни.
— Извини, Джонни. Так что ты говоришь?
Джонни лежит на боку, подперев голову рукой, и этим напоминает Дэйву рассказ Эндерсона про скелет в пещере.
— О чем ты думаешь? — спрашивает он Дэйва.
— Ни о чем. Скажи, Джонни, у вас тут каждый год такая кутерьма во время стрижки?
— Кутерьма всегда,— отвечает Джонни.
Да, так оно и шло целых две недели, думает Дэйв. Все наперекос. Джек и Лен не работали на Макгрегора много лет, он не считает их хорошими стригалями. Но когда обычные два стригаля приехали на своей машине в условленный день, ему не удалось собрать первую партию овец. И они уехали, сказав старику, чтобы вызвал их по телефону, когда у него будет все готово. А когда он позвонил, оказалось, они заняты в другом месте. Он попробовал сговориться с Джеком и Леном — не вышло; а покуда он дожидался тех двоих, Эндерсон пустил к себе в стригальню маори с их овцами — и они еще не кончили к тому времени, когда освободились стригали. Это означало новую задержку, овец согнали, опять выпустили, заново согнали, и пришлось второй раз выпустить. И взбешенная хозяйка с утра до ночи пилила старика за дурость.
А когда уж начали стричь, пошла отчаянная спешка, чтоб закончить до рождества. Дэйв и Джонни вскакивали еще до рассвета, только и успевали выпить чашку чая с ломтем хлеба и отправлялись с хозяином собирать очередную партию овец; и, наскоро перекусив тем, что взяли с собой, гнали их вниз по дороге прямиком в стригальню. Крутились без роздыха весь день, а вечером приводили домой уже остриженных овец.
Жизнь протекала наполовину в стригальне, наполовину в горах; спозаранку, по утренней прохладе, овцы полны бодрости и почти всегда, едва заслышав собачий лай, кидаются не в ту сторону, куда надо. И сгонять их не так-то просто, как у Эндерсона — там гораздо просторней и по большей части, как полагается, расчищено от кустарника и папоротника; а тут, холодным ранним утром, все ветки и листья отяжелели от росы, продираешься сквозь них — и обдает крупными ледяными каплями, даже дух захватывает. Во многих местах изгороди повалились, это тоже немалая помеха. И к тому времени, как возвращаешься к уэйре, чувство такое, точно наработался на целый день, а ведь на самом деле еще все впереди. Да в придачу хозяйка беспрестанно осыпает бранью мужа и ворчит из-за лишней стряпни, ведь кроме своих надо кормить и стригалей.
Но теперь с этим покончено — верней, должно бы кончиться, думает Дэйв, но нет, внутри у тебя все продолжается. Пока этим занят, внутри мало что происходит, слишком много у тебя дела. Работаешь от рассвета и дотемна и, когда уж с работой покончено, только и жаждешь уснуть, еле хватает сил дождаться ужина, прежде чем свалишься в постель. Но так не может длиться вечно, никаких человеческих сил не хватит.