Просто старуха, думает Дэйв. Как ей, в сущности, выглядеть?
Зачем она, зачемъя
И он задремал, приложив к носу подаренный пакетик, угадывая на ощупь и по запаху, что внутри кусок туалетного мыла.
Он проснулся, когда вошел Джонни — вошел, окинул взглядом свою постель, будто знал, чего ищет; схватил пакетик, разорвал обертку и поднял мыло в яркой бумажке на ладони.
— Она всегда мне дарит кусок,— говорит он.— А я их берегу. Целую кучу накопил. Вот уж всласть искупаюсь, когда покончу со здешней работой, а? Первым долгом отмоюсь дочиста.
Дэйв не ответил, и Джонни спрашивает:
— А ты разве не любишь быть чистым?
— И да, и нет, Джонни. Ведь не успеешь оглянуться — опять вымазался. Друзья не больно смотрят, чистый ты или грязноват, верно?
Джонни задумался, сказал не сразу:
— Не нравится мне, когда ты так говоришь.
— Ладно, Джонни, не обижайся. Ей-богу, я бы сегодня весь день провалялся в постели.— Его одолевает зевота.— Одна беда, в желудке пусто, а пузырь чуть не лопается.
Он зашел за угол хижины и немало времени потратил на это дело, тем более что трудновато было начать; все еще зевал, смотрел под ноги сонными глазами, чувствовал, как ему легчает, и думал:
о господи уж этот Джонни он вызывает во мне дух противоречия. Он точно зеркало смотришься и видишь такое чего в себе видеть больше не желаешь
— О господи,— сказал он вслух.
Сказал так громко, что Джонни услышал.
Джонни скинул штаны и снова улегся в постель. Лежит лицом к стене. И заявил — не желает он разговаривать с Дэйвом, если Дэйв поминает имя божие всуе, да еще на рождество.
— Скажи миссис Макгрегор, не стану я завтракать. Скажи, я сегодня больше не встану.
И закрой за собой дверь.
А теперь, похоже, погода переменилась, и дождя все-таки не будет.
Туча поднялась выше гор, и от нее уже не отрываются клочья и не валятся в долину. Стало душно и тепло, и, наверно, духота еще сгустится, а впрочем, если б ушла та туча, может, еще и выдастся отличный летний денек. Тут Дэйв нахмурился — он наступил на половину шмеля как раз вовремя, чтобы прекратить мучения, она еще дергалась. Рядом лежат другие куски, они уже не шевелятся. Значит, старуха охотилась с большими ножницами на пчел и резала их, сидящих на цветах, пополам — она уверяет, будто от пчел один вред.
Надеюсь, день и правда будет погожий, думает Дэйв. Надеюсь. Тогда Джонни, наверно, встанет.
В кухне старуха, наклонясь над очагом, разбивает яйца о край сковороды; Дэйв стал благодарить ее за подарок, но его перебил хозяин, окликнул из-за тонкой переборки в дальнем конце уэйры.
Не пройдет ли молодой человек к нему?
— Ладно, пройди туда,— говорит старуха.
Дэйв повернулся, откинул занавеску в дверном проеме, а за ней можно сделать разве что один шаг, в этом закутке только и помещается кровать. Старик полулежит на своей половине кровати, сунул за спину несколько подушек; за очками в стальной оправе глаза смеются, и на губах неизменная усмешка; он отложил газету.
— Ну-ну, вот и рождество,— говорит он.— Садитесь, располагайтесь поудобнее. Не стесняйтесь, будьте как дома.
Поздравляю с рождеством! — он словно приветствует целую толпу гостей, так это прозвучало.
И похлопал ладонью по краю кровати.
Рождество бывает только раз в году.
Он говорит и все усмехается. Неделями Дэйв пытался понять эту странную усмешку — и сейчас, кажется, додумался, в чем секрет.
Старик очень одинок.
Но сейчас он доволен, что Дэйв сидит рядом, опять взял газету, нашел нужное место, сложил газету кверху заметкой, которую собирался прочесть, и отметил ее толстенным большим пальцем.
— Опять в порту с рабочими заваруха,— говорит он.— Вот послушай-ка.
Сперва он прочел заметку про себя, губы его шевелились; потом перечитал вслух, с запинками и странными ударениями.
— Теперь тебе понятно? — говорит он. И вдруг орет: — Шайка подлых разгильдяев! Не желают работать. Это им не по нраву. Вроде моего парня. Никакого самолюбия.
Вот послушай еще.
А за переборкой все время хихикала старуха и теперь говорит мужу — хватит болтать чепуху, отпусти молодого человека, пускай идет завтракать. Он было попросил — обожди минутку, Фэнни,— но она откинула занавеску и посторонилась, пропуская Дэйва.
И не воображай, что будешь все утро валяться в постели, говорит она. Ей надо снять простыни.
А где Джонни?
Ну, Джонни тоже не вставал.
Еще один лодырь никудышный!
— Я отнесу ему завтрак, миссис Макгрегор,— говорит Дэйв.