Ко времени публикации повести Сарджесон уже заканчивал работу над романом «Когда поднимается ветер». По объему эту вещь тоже можно было бы назвать повестью, но действие ее развивалось в явно романном направлении и требовало продолжения, оно и последовало. В 1949 году обе части дилогии вышли под общим названием «Мне приснилось…». Оно заимствовано из строки-рефрена аллегорической английской поэмы — «Путь паломника» Джона Беньяна. Но по смыслу дилогия ближе к совсем другому литературному источнику. Здесь надо снова вспомнить дни, проведенные молодым Сарджесоном в читальном зале Британского музея, и его робкие попытки написать нечто автобиографическое в духе «Портрета художника в юности». Художника Сарджесона в то время еще не существовало, хотя весь опыт основательно осмысленной ранней поры жизни был уже с ним. Лишь теперь, почти двадцать лет спустя, он дерзнул создать такой «портрет» в джойсовском духе. Сарджесон не называл его автопортретом, более того, сказал, что гораздо ближе был к образу героя совсем другой человек,— вероятно, в этом заявлении содержалась доля мистификации, что вполне естественно. Но Джойс, его книга, присутствует в этом романе как признанное автором влияние. Прежде всего — в самом пафосе трудного высвобождения юного человека из духовных тисков семьи, среды и официальной религии. У Джойса это были тиски католических догм, у Сарджесона, воспитанного в протестантской вере,— всепроницающего пуританизма. Можно увидеть в романе некоторые поверхностные технические заимствования. И все же самый тембр повествования — «бесстыдно» лирического, предельно субъективного — резко отличается не только от холодноватой ироничности Джойса, но и от манеры, принятой самим Сарджесоном в других его, более поздних произведениях. «Я полагаю,— заметил он в связи с одним из них («Похмелье»),— что суть всей моей работы романиста — в изображении человеческой натуры, увиденной „через линзу“ — глазами определенной личности. Иногда это собственные мои глаза, а иногда я заимствую „линзу“ у одного из собственных моих персонажей». В дилогии «линза» позаимствована у главного ее героя, Генри-Дэвида, и, хотя рассказ идет в третьем лице, бурная эмоциональность временами приближает эту прозу к звучанию лирической поэзии — что также входило в эстетическую систему, постепенно складывавшуюся у Сарджесона. «Во времена, когда лишь крохотная часть читающей публики обращается к поэзии, прозаики могут восполнить эту нехватку интереса, так сказать, удерживать форт для грядущих поэтов, создавая прозу, в которой проницательный читатель распознает сильное поэтическое начало»,— размышляет он в своей автобиографии.
Первый опубликованный роман Сарджесона вызывал не только самые разные оценки, но и самым различным образом интерпретировался новозеландской критикой. Если исследователь творчества писателя Г. У. Роудс определяет его метод в дилогии как «импрессионистический реализм», то, по категоричному мнению Дж. Стивенс, «Мне приснилось…» — роман, к реализму вообще отношения не имеющий: «Новая Зеландия Сарджесона — это мир теней, в котором герой, оправдывая заглавие книги, борется с собственными видениями». Не станем углубляться в давнишние и до сих пор не исчерпанные терминологические и методологические споры, география которых весьма обширна, особенно когда говорится о зарубежной литературе. Сам Сарджесон, как мы уже убедились, никогда не считал себя приверженцем «прямого реализма» (под которым явственно подразумевал скорее нечто натуралистически-фотографическое). Он охотно пользуется прилагательным «символический», говоря о своем методе, но существительным все же остается «реализм».