Да ты входи, Дэйв, говорит он. Ну и жара!
В доме жара почти такая же, как у Поруа. В печи все еще пылает огонь; кипит чайник, струя пара бьет до середины кухни, но кастрюли уже на полке; дверца духовки открыта, видна втиснутая на сковороду пара уток очень аппетитного цвета. Эндерсон опустился на колени, ткнул вилкой одну утку, повернул ее — видно, как податливо мягкое мясо.
— Что скажешь о моей стряпне, Дэйв? Видишь, какая нежная утятина? Нежная как Христов поцелуй, говаривали мы в школьные годы. А что ты скажешь о любви честной женщины, Дэйв?
По-твоему, моя жена и ее городские гости не оставят по дороге все ворота нараспашку? Как ты полагаешь, Дэйв?
Я проголодался. А ты? Если я не ошибаюсь, у миссис Макгрегор тебя сегодня недурно накормили. Но, может быть, от выпивки не откажешься? Наши гости не будут в обиде, если ты выпьешь чего-нибудь по своему вкусу.
На полу картонные коробки с пивом в бутылках; и на столе множество бутылок. Дэйв читает наклейки: виски, джин, сидр, грушевая наливка, имбирный эль — чего тут только нет.
— Если вы не возражаете, я остаюсь верен пиву.
Правильно, Дэйв, и я разопью с тобой бутылочку.
Потом Эндерсон спросил, не машину ли он слышал на дороге. Дэйв рассказывает, как провел время у Рэнджи, и Эндерсон очень удивлен, что Дэйва зазвали в дом и предложили выпить.
— Я такой чести ни разу не удостоился,— говорит он.
Его это ничуть не огорчает. Ему интересны нравы маори, но уж не настолько интересны… хотя кое-что занятное он может порассказать. И насколько он знает, компания Рэнджи не заводила дружбы ни с кем в округе, кроме Седрика.
— Одного не пойму — как это Джерри подвез тебя в той машине,— сказал он.
Дэйв стал объяснять все по порядку, а старик слушал вполуха и вдруг перебил возгласом:
— Слава богу, вот и жена!
Во дворе запели, засмеялись и собаки залаяли.
— Подожди минуту, я посажу этих зверей на цепь,— говорит мистер Эндерсон. И с порога опять спрашивает: — Это ты, дорогая?
— Конечно, я! Кто же еще?
И тотчас входят трое, обняв друг друга за талии.
— Дэвид!
А миссис Эндерсон его ждала гораздо, гораздо раньше. И вот, познакомьтесь, это ее друзья Бреннаны… но посмотрите, нет, вы только посмотрите, как тут нахозяйничал ее супруг.
— Перестань меня тискать, Фред. Пусти, свинтус! Анна, скажи ему!
Они разняли руки, и миссис Эндерсон кинулась снимать кастрюли с полки.
О-о! А ведь она ясно сказала, горошек и картофель надо остудить!
— Что за спешка? — говорит Фред Бреннан.— Чего волноваться? Вечер только начался.
Вот об этих утках я и мечтал. Представляете, Дэйв? Две русские утки с грибами, виноградом и апельсиновой коркой, приготовленные в австралийском бургундском и апельсиновом соке.— Он вдруг расхохотался.— Имейте в виду, и утки и грибы выращены здесь, хотя и заморской породы.
— А ты вполне уверен насчет грибов, Фред, милый? — спрашивает Анна Бреннан.
Дэйв полюбопытствовал, откуда в такое время года взялись грибы.
— Об этом спросите мою жену,— говорит Фред.
Но Анна кончила причесываться и заявляет — она не намерена ничего такого обсуждать, покуда кто-нибудь не даст ей выпить.
— Прекрасная мысль,— говорит Фред.
Допивайте свое пиво, Дэвид, и возьмите виски.
Нет, Дэйв предпочитает держаться пива.
Что-о!
Поглядите-ка на эту бутылку — видали этикетку? Настоящее ирландское. Так и написано. Если он станет пить виски любой другой марки, жена с ним разведется.
Вот что значит патриотизм.
— Дэйв,— продолжает он,— мы с женой — прямые потомки ирландских королей и королев. В наших жилах течет королевская кровь. Только, наверно, где-то что-то пошло наперекос: насколько я сумел выяснить, ближайшая родня моей жены — простое ирландское мужичье.
— В этом виноваты англичане, мой милый,— говорит Анна.— И передай мне джин, и, пожалуйста, помалкивай насчет моей родни, и чьей-либо другой тоже… в том числе и насчет твоей собственной.
— Это я должен бы с ней развестись,— усмехается Фред.— Дэвид, что бы вы сказали жене, если она сидит в постели со стаканчиком джина в руке, причем с утра пораньше, когда еще толком и не рассвело?