Нет, не бывал — не воевал ни дня!
Спасибо вам, мои корреспонденты,
Что вы неверно поняли меня.
Друзья мои, — жаль, что не боевые, —
От моря, от станка и от сохи,
Спасибо вам за присланные злые
И даже неудачные стихи.
Вот я читаю: «Вышел ты из моды.
Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!
Как глупо, что не месяцы, а годы
Тебя превозносили до небес!»
Ещё письмо: «Вы умерли от водки!»
Да, правда — умер, но потом воскрес.
«А каковы доходы ваши всё-таки?
За песню — трёшник, вы же просто Крез!»
За письма высочайшего пошиба —
Идите, мол, на Темзу и на Нил —
Спасибо, люди добрые, спасибо,
Что не жалели ночи и чернил.
Но только я уже бывал на Темзе,
Собакою на Сене восседал.
Я не грублю, но отвечаю тем же.
А писем до конца не дочитал.
И ваши похвалы и комплименты —
Авансы мне — не отфутболю я.
От ваших строк, мои корреспонденты,
Прямеет путь и сохнет колея.
Сержанты, моряки, интеллигенты —
Простите, что не каждому ответ.
Я вам пишу, мои корреспонденты,
Ночами песни вот уж 10 лет.
[1973]
ДВА СУДНА
Всему на свете выходят сроки,
А соль морская въедлива, как черт,
Два мрачных судна стояли в доке,
Стояли рядом, просто к борту борт.
Та, что поменьше, вбок кривила трубы
И пожимала баком и кормой:
— Какого типа этот тип? Какой он грубый!
Корявый, ржавый, — просто никакой.
В упор не видели друг друга
оба
судна.
И ненавидели друг друга
обо
юдно.
Он в аварийном был состояньи,
Но и она — не новая отнюдь.
Так что увидишь на расстояньи —
С испугу можно взять и затонуть.
Тот, что побольше, мерз от отвращенья,
Хоть был железный малый с крепким дном.
Все двадцать тысяч водоизмещенья
От возмущенья содрогались в нем.
И так обидели друг друга
оба
судна,
Что ненавидели друг друга
обоюдно.
Прошли недели, их подлатали,
По ржавым швам шпаклёвщики прошли
И ватерлинией вдоль талий
Перевязали корабли,
И медь надраили, и краску наложили,
Пар развели, в салонах свет зажгли.
И палубы, и плечи распрямили
К концу ремонта эти корабли.
И в гладкий борт узрели
оба
судна,
Что так похорошели —
обоюдно.
Тот, что побольше, той, что поменьше,
Сказал, вздохнув: — Мы оба не правы!
И никогда я не видел женщин
И кораблей прекраснее, чем вы!
Та, что поменьше, — в том же состояньи,
Шепнула, что и он неотразим:
— Большое видится на расстояньи,
Но лучше, если все-таки вблизи.
Кругом конструкции толпились,
было
Но оба судна объяснились
людно,
обоюдно.
Хотя какой-то портовый дока
Их приписал не в тот же самый порт,
Два корабля так и ушли из дока,
Как и стояли, — вместе, к борту борт.
До горизонта шли в молчаньи рядом,
Не подчиняясь ни теченьям, ни рулям.
Махала ласково ремонтная бригада
Двум не желающим расстаться кораблям.
Что с ними? Может быть, взбесились
оба
судна,
А может, попросту влюбились
обоюдно!
[1973]
* * *
Мажорный светофор, трёхцветье, трио,
Палитра — партитура цветонот.
Но где же он, мой «голубой период»?
Был? Не был? Канул иль грядёт?
Представьте, чёрный цвет невидим глазу,
Всё то, что мы считаем чёрным, — серо.
Мы черноты не видели ни разу —
Лишь серость пробивает атмосферу.
И ультрафиолет, и инфракрасный —
Ну, словом, всё, что чересчур, — не видно.
Они, как правосудие, беспристрастны,
В них все равны, прозрачны, стекловидны.
И только красный, жёлтый цвет бесспорен,
Зелёный тоже, зелень — в хлорофилле.
Поэтому трёхцветны светофоры
Для тех, кто пеш и кто в автомобиле.
Три этих цвета — в каждом организме,
В любом мозгу, как яркий отпечаток.
Есть, правда, отклоненье в дальтонизме,
Но дальтонизм — порок и недостаток.
Трёхцветны музы, но как будто серы,
А инфра, ультра — как всегда, в загоне.
Гуляют на свободе полумеры,
И «псевдо» ходят, как воры «в законе».
Всё в трёх цветах нашло отображенье,
Лишь изредка меняется порядок.
Три цвета избавляют от броженья,
Незыблемы, как три ряда трёхрядок.
[1973]
* * *
Если где-то в чужой, неспокойной ночи
Ты споткнулся и ходишь по краю,