* * *
На дистанции — четвёрка первачей.
Каждый думает, что он-то побойчей,
Каждый думает, что меньше всех устал,
Каждый хочет на высокий пьедестал.
Кто-то кровью холодней, кто — горячей,
Все наслушались напутственных речей,
Каждый съел примерно поровну харчей, Но судья не зафиксирует ничьей.
А борьба на всём пути,
В общем, равная почти.
— Расскажите, как идут,
бога ради, а?
Телевидение тут
вместе с радио.
— Нет особых новостей —
всё ровнёхонько,
Но зато накал страстей —
о-хо-хо какой!
Номер первый рвёт подмётки как герой,
Как под гору катит, — хочет под горой
Он в победном ореоле и в пылу
Твёрдой поступью приблизиться к котлу.
Почему высоких мыслей не имел?
Потому что в детстве мало каши ел.
Голодал он в этом детстве, не дерзал,
Успевал переодеться — ив спортзал.
Что ж, идеи нам близки:
Первым — лучшие куски,
А вторым — чего уж тут,
он всё выверил —
В утешение дадут
кости с ливером.
Номер два далёк от плотских тех утех.
Он из сытых, он из этих, он из тех,
Он надеется на славу, на успех,
И уж ноги задирает выше всех!
Ох, наклон на вираже! — бетон у щёк,
Краше некуда уже, а он — ещё.
Он стратег, он даже тактик, словом — спец, —
Сила, воля плюс характер — молодец!
Чёток, собран, напряжён
И не лезет на рожон.
Этот будет выступать
на Салониках,
И детишек поучать
в кинохрониках,
И соперничать с Пеле
в закалённости,
И являть пример целеустремленности.
Номер третий убелён и умудрён,—
Он всегда второй надёжный эшелон.
Вероятно, кто-то в первом заболел,
Ну, а может, его тренер пожалел.
И назойливо в ушах звенит струна:
У тебя последний шанс, эх, старина!
Он в азарте как мальчишка, как шпана,
Нужен спурт — иначе крышка и хана!
Переходит сразу он В задний старенький вагон,
Где былые имена —
предынфарктные,
Где местам одна цена —
все плацкартные.
А четвёртый — тот, что крайний, боковой, —
Так бежит — ни для чего, ни для кого:
То приблизится — мол, пятки оттопчу,
То отстанет, постоит — мол, так хочу.
(Не проглотит первый лакомый кусок,
Не надеть второму лавровый венок,
Ну, а третьему — ползти На запасные пути.)
…Сколько всё-таки систем в беге нынешнем,—
Он вдруг взял да сбавил темп перед финишем,
Майку сбросил — вот те на! —
Не противно ли?
Поведенье бегуна —
неспортивное.
На дистанции — четвёрка первачей,
Злых и добрых, бескорыстных и рвачей.
Кто из них что исповедует, кто чей?
…Отделяются лопатки от плечей —
И летит уже четвёрка первачей.
[1974]
* * *
Сначала было слово печали и тоски.
Рождалась в муках творчества планета.
Рвались от суши в никуда огромные куски
И островами становились где-то.
И странствуя по свету без фрахта и без флага,
Сквозь миллионолетья, эпохи и века,
Менял свой облик остров — отшельник и бродяга,
Но сохранял природу и дух материка.
Сначала было слово, но кончились слова.
Уже матросы землю населяли.
И ринулись они по сходням вверх на острова,
Для простоты назвав их кораблями.
Но цепко держит берег, — надёжней мёртвой хватки,
И острова вернутся назад наверняка.
На них царят морские особые порядки,
На них хранят законы и честь материка.
Простит ли нас наука за эту параллель,
За вольность в толковании теорий,
Но если уж сначала было слово на земле,
То это, безусловно, слово — «море».
[1974]
МОЙ ГАМЛЕТ
Я только малость объясню в стихе,
На всё я не имею полномочий…
Я был зачат, как нужно, во грехе,—
В поту и в нервах первой брачной ночи.
Я знал, что, отрываясь от земли,
Чем выше мы — тем жёстче и суровей.
Я шёл спокойно прямо в короли
И вёл себя наследным принцем крови.
Я знал — всё будет так, как я хочу.
Я не бывал внакладе и в уроне.
Мои друзья по школе и мечу
Служили мне, как их отцы — короне.
Не думал я над тем, что говорю,
И с легкостью слова бросал на ветер.
Мне верили и так, как главарю,
Все высокопоставленные дети.
Путались нас ночные сторожа,
Как оспою, болело время нами.
Я спал на кожах, мясо ел с ножа
И злую лошадь мучил стременами.
Я знал, мне будет сказано: «Царуй!» —