— Я завтра не приду. — И так как Алик не ответил, сказала еще тише: — Если хочешь, чтобы я пришла…
— Я должен сделать вид, что пригласил тебя как одноклассницу?.. Да? — и словно забыв, что они не одни, Алик опустил голову на ее плечо и пересохшими губами прикоснулся к чуть открытой шее Шевы.
Вдруг она выдернула руку, Алик, еще не успев расслышать, что Шева шепнула ему на ухо, увидел рослого парня в коротком клетчатом пальто и зеленой шляпе, стоявшего возле женщины средних лет. Женщина была так углублена в чтение книги, что не заметила, как этот элегантно одетый парень засунул руку в раскрытую сумочку, легко качавшуюся на ее руке. Алик отвернулся лицом к окну.
— Видел? — едва переведя дыхание, спрашивает Шева и чуть ли не до крови впивается острыми ногтями в его руку.
— Ш-ш-ш… Тише, — шепчет Алик почти сомкнутыми губами и ближе придвигается к ней.
— Ты видел? — громче повторяет Шева.
— Тише… Хочешь, чтобы…
— Пусти меня! — Шева стремительно срывается с места. Ее посиневшие губы напряжены, между ними узкой полоской сверкают белые зубы. Она отбрасывает от себя протянутую руку Алика и выкрикивает: — Пропусти меня!
— Ты никуда не пойдешь!
— Пропусти! Трус!
Стройная, гибкая, с поднятой головой, она уверенным шагом подходит к парню в клетчатом пальто. Глядя ему прямо в глаза и чеканя каждое слово, Шева произносит:
— Сию минуту, слышите, сию же минуту верните женщине все, что вы вынули из сумочки. Ясно?
В троллейбусе становится так тихо, что отчетливо слышно шуршание колес по асфальту.
— Я к вам обращаюсь, — повторяет Шева чуть громче и строже, — слышите?
— Мне жаль ваших дивных, прекрасных глаз, барышня, — слышит Алик приглушенный хриплый голос, — но раз вы сами их не цените, почему я должен их ценить? Они вам, видно, ни к чему… Так, что ли, барышня?
От негромкого крика Шевы, от поднимающегося в троллейбусе шума и толкотни у Алика непроизвольно закрываются глаза и голова уходит в плечи. Ему чудится, что все в троллейбусе смотрят теперь на него.
— Позор, позор! — кричит кто-то на задних сиденьях. — Троллейбус полон людей, и все испугались одного выродка.
— Ну да, — подхватил второй, — он же залез в карман к другому, не ко мне…
— Раз вы такой герой, почему не заступились?
— Один в поле не воин. Вот если бы все, дружно…
— Почему же вы в самом деле не устроили митинг, не поставили на голосование?
— Ничего умнее не могли придумать?
— Кто эта девушка?
— Видать, не из пугливых.
— А что она доказала своим героизмом? Получила ножом в бок… Чуть не лишилась глаз!
— А? — Алик словно пробуждается от сна.
Он только теперь замечает, что троллейбус стоит, парня в клетчатом пальто уже нет, а к переднему сиденью у выхода не подступиться. Все же он туда протискивается. Прислонив голову к окну, с полузакрытыми глазами, будто у нее уже недостало сил совсем сомкнуть их, лежит Шева. На сером шерстяном платье и светлой подкладке ее расстегнутого пальто в нескольких местах темнели пятна крови.
Алик тихо шепчет:
— Шева…
Шева широко раскрывает глаза и удивленно оглядывается, как бы пытаясь вспомнить, где она, что случилось, почему вокруг нее столпилось так много людей.
— Шева…
Алик нагибается и прикасается губами к ее похолодевшей, бессильно свисающей руке. Шева, отняв голову от окна, вскрикивает:
— Не смей ко мне подходить, трус!
У открытой двери троллейбуса Алик натыкается на людей в белых халатах. Он уступает им дорогу и тут же чувствует, что со всех сторон его толкают к выходу, как толкали, вероятно, несколькими минутами ранее к этому же выходу парня в зеленой шляпе, которого он, выйдя из троллейбуса, увидел сидящим в открытой коляске черного с широкой красной полосой милицейского мотоцикла. Алик старается пройти незамеченным, но сидящий в милицейской коляске, чудилось потом Алику, показывает на него рукой. Это могло означать: «Почему только меня? Почему вы и его не задерживаете?»
Когда из троллейбуса выходят санитары «скорой помощи» с Шевой на руках, Алик поднимает воротник своего пальто и отходит в сторону, но, услышав шум включенного мотора, одним прыжком пересекает полосы яркого света зажегшихся фар и стучится к шоферу в кабину:
— Из какой больницы?
Потом он всю ночь просидел у телефона и не переставал звонить в больницу.
— Дорогой товарищ, — отвечал ему оттуда заспанный девичий голос, — сколько же можно звонить? Я вам сказала, что при необходимости мы вам сразу дадим знать. Покуда нет никаких причин волноваться.