Когда машина отъехала уже далеко, Аншин, чувствуя, что от боли вот-вот потеряет сознание, обратился к врачу, разговорившемуся с пожилым шофером:
— Доктор, почему от больных скрывают диагноз их заболевания? Это ведь бесчеловечно.
— Я не понимаю вас.
— Почему вы боитесь назвать мне мою настоящую болезнь? Думаете, я испугаюсь, если вы скажете, что у меня…
— Извините, — перебил его врач, — а вам не кажется, что многие болезни современного человека оттого и происходят, что некоторые больные подсказывают врачу, чем они больны и какое лекарство им надо выписать? Примерять на себя самые страшные болезни, чуть только внутри что-то не так, — недуг нашего времени. Зря вы думаете, что такие боли дает только та опасная болезнь. При почечных заболеваниях боли ничуть не меньше… Дайте-ка мне маску! — крикнул врач санитару и, надев маску на бледное, пожелтевшее лицо Уриэля, приказал ему чаще и глубже дышать.
Когда Урий Гаврилович Аншин к концу дня вышел из больницы, на одной из скамеек в ближнем садике он увидел Риту.
VIII
Никто, кроме Риты, не знал, куда вдруг уехал Урий Гаврилович Аншин. В институте, поскольку он заранее договорился с деканатом, чтобы его лекции перенесли дней на десять позже, вообще никого не интересовало, куда и зачем он поехал. Дома у него это тоже, вероятно, никого не взволновало. Там привыкли к его внезапным отъездам, и не на десять дней, как теперь, а на целых два года. Но взять и уехать перед самым днем рождения, зная, что Мера еще в прошлом году, на его юбилее, сговорилась с гостями, чтобы каждый год, семнадцатого ноября, все они собирались без каких-либо особых приглашений, напомнив при этом гостям, что истинные друзья в такой день не ждут приглашения, истинные друзья приходят сами.
Но все равно. Если бы Уриэль был уверен, что все присутствовавшие тогда на юбилее запомнили день его рождения и все до одного придут к нему и в нынешнем году, — даже и это его не остановило бы. Он просто заранее дал бы знать своим истинным друзьям, что в этот день не сможет быть дома, а будет где-то в дороге. Или, в крайнем случае, дал бы с дороги телеграмму с просьбой извинить его.
Если его отъезд в самый канун дня рождения еще недостаточен, чтобы Мера отказалась от обычая, весьма настойчиво вводимого в их доме, несмотря на все его возражения, то он постарается придумать что-нибудь, чтобы не быть дома в свой день рождения и на будущий год. Только так он, вероятно, может освободиться от выслушивания неумеренных похвал в свой адрес, из вежливости заставляя себя ничем не показывать, насколько отвратительны ему все эти тосты за накрытым столом, все эти внезапные открытия в нем такого, что превращает его чуть ли не в ангела, как было на юбилее. Уриэль еще долго потом удивлялся самому себе: как случилось, что он никого из них тогда не остановил? Лишь одно это заставило его, когда он благодарил гостей, взять всю вину на себя, поскольку в том, как его тогда изобразили, виноват был только он один. Ведь каждый, кто поддается на уговоры, соглашаясь, как он, чтобы ему справляли юбилей, знает заранее, что, кем бы он ни был, о нем будут говорить как об ангеле. Так он ответил гостям, и ему хотелось при этом взмахнуть руками, будто крыльями.
Урий Гаврилович уже не помнит точно, высказал ли он ясно и открыто сделанный им тогда для себя вывод: кто не хочет, подобно ему, совсем отказаться праздновать дни рождения, пусть отмечает лишь круглые даты (или он только намекнул о том?).
Так или иначе, но Мере его нападки на обычай ежегодно отмечать день рождения — обычай, которого, как она заверила его, придерживаются все ее знакомые, — отнюдь не помешали тут же, на месте, взять с гостей слово, что с нынешнего дня и впредь, не дожидаясь особого приглашения, они каждый год в этот день будут собираться здесь.
Как Мера тогда ни подчеркивала, что истинные друзья не ждут, чтобы их приглашали, а приходят сами, Уриэль, однако, сильно сомневался, встретит ли он сегодня у себя кого-нибудь из своих искренних друзей. Но что сегодня к нему в дом соберутся гости, Аншин не сомневался. Он заранее знал: Мера не положится только на слово, взятое тогда с гостей. Во всяком случае, своим знакомым она наверняка напомнила, хотя они-то как раз, наверно, не нуждались в напоминаниях. Они и так запомнили. Перед этими гостями ему нечего извиняться и посылать с дороги телеграмму. Он, собственно, почти никого из них не знает, даже тех, кого раза два встречал у себя в доме. Но его никогда не интересовало, кто они такие и что нашла в них Мера, зачем пригласила их на его юбилей.