Социалистическое — в двух смыслах. Во-первых, станция построена для целей социализма. Во-вторых, первый камень ее положен и вся она воздвигнута людьми, совершившими социалистическую революцию, после свержения капитализма. Этого хотел, это видел сквозь будущее Ленин. Этим он жил и дышал еще в дни яростных боев за власть рабочих и крестьян. Это — первый подарок ленинской революции, первые проценты на ленинское наследство, первые всходы его семян. А сколько еще впереди! Отсюда, с шатурской эстакады, какой далекий вид вперед!
…Я тоже, как все, называю Шатурскую станцию «Шатуркой». Подобно тому, как Учредительное собрание мы зовем «учредилкой».
Побывав в первом промышленном дворце социализма, увидав, как красавицы машины безропотно отпускают силу полутора миллионов рабочих, хочется забыть уменьшительное имя первого ленинского электродетища.
Не «Шатурка». Гордо и твердо: Шатура.
1925
Здоровая горячка
Кто первый замешал ведерко охры и выкрасил наружную стену дома? Кто первый оштукатурил сени и вычистил подворотню? Кто первый вывез трехлетний мусор со двора? Кто первый обновил ржавую вывеску и протер мутные стекла витрин в «продуктовом магазине»? Кто первый обвел заборчиком из прутьев пустырь, утрамбовал дорожки и выставил грозную дощечку: «Прошу по траве не ходить»? История не записала, не могла даже обнаружить самых ранних пионеров нашего восстановления. Неведома последняя песчинка, которая увлекла за собой глыбу при вулканическом обвале.
Злоба московского советского дня — постройки, застройки, достройки, перестройки, строительство.
Любимый герой дня — не лихой фронтовик-военный, не продработник, не журналист, не дирижер. Только архитектор, склоняющий хмурое чело над чертежами и сметами, изрекающий истины о кубатуре теплопроводности и доходности, разве только он один способен вызывать восторженный шепот позади себя.
И единственное золотое руно, что манит к себе несметное множество мечтателей, от батистового нэпача до кожаного председателя завкома, единственное сокровище, излучающее ослепительное сияние, — кирпич!
Что валюта! Что бриллиантовые и алмазные караты! Что кокаин! Что самогон! Нет на свете вещи нужнее, выгоднее, желаннее, драгоценнее простого, честного, четырехугольного кирпича!
Как правило, кирпича в Москве нет. Отдельные счастливцы обладают небольшими партиями, которые хранят, вероятно, в несгораемых шкафах. Кое-кто добился разрешения на разборку старых зданий и выгрызает кирпич из стен развалившихся церквей или казарм, как дитя грызет леденец.
Прочие же рыщут вокруг Москвы, в радиусе до тысячи верст и ищут строительный материал для московских построек. Кирпич идет в Москву из Киева! В каком виде он, трясясь в товарных вагонах, доезжает до места назначения, сколько это стоит, можно себе представить.
Если кирпич — валюта, то почему ее не подделывать? Правда, оборудование нужно более громоздкое, чем при кустарной фабрикации червонцев. Но прибыль, пожалуй, не меньше. И на рынке уже гуляют партии подозрительных рыхлых, плохо обожженных плиток унылого, лимфатического, грязно-желто-алого цвета. Остерегайтесь подделки, товарищи!
Кирпич — золото! Цемент — серебро. Глина и дерево, коими изобилует весьма Россия — несравненно дешевле. Посему процветает наряду с каменным строительством — деревянное.
Много волнений пережито было со всяческого рода стандартными и суррогатными постройками. Термолитовые дома системы инженера Малахова — одна из самых ходовых тем в «аристократических салонах» московских рабочих и служащих. После нескольких неудач с этими постройками сам изобретатель был взят под подозрение, сел под арест, а его домики были весьма нелестно переименованы в «дерьмолиповые». Но в результате Малахов реабилитирован — рабочие живут в его домах и не жалуются. Не оправдали себя только какие-то особенные антисептические, антизаразные свойства, которые приписывались этим домам.
Кроме малаховского, сделан еще ряд не менее, а может быть, и более ценных изобретений в Институте силикатов, у профессора Певцова. Его «керамолит» и «карамо-фазерит», новые строительные составы из глины, имеют, как говорят спецы, большое будущее.
Какие же строить дома? Большие, многоэтажные, многоквартирные или маленькие, поселкового типа? Нескончаемый спор вокруг этого вопроса раздирает всю жилищно-строительную Москву. Вместо дежурных афиш «существует ли бог, диспут при участии протоиерея Херувимского» и бесконечного «суда над современной поэзией» — зарозовели плакаты об архитектурных и строительных диспутах. Куда, в самом деле, должны быть направлены главные силы рабочего жилищного строительства?
Многоэтажный небоскреб-коммуна или широко раскинутый рабочий поселок из маленьких домиков?
Узко и прямолинейно направленный «принципиальный» путь диктует как будто первое. Но настроения эпохи тянут ко второму.
В рабочих кругах — определенная реакция против густо заселенных огромных затхлых домов-казарм, в которых капитализм гноил пролетариев наших столиц и крупных заводских центров.
Рабочего тянет отдохнуть на вольном воздухе, в доме с садиком, с солнцем, вне вонючего двора-ящика, опротивевшего за десятки лет. Эти настроения и вдобавок хозяйственно-материальные причины толкают нашу рабочую жилищную кооперацию к постройке просторных поселков, а не многоэтажных громад. Такая линия вполне совпадает с нынешним жилищным строительством на Западе. Но не менее мощное движение — за огромные дома-коммуны, где концентрация дает возможность предоставить каждому отдельному жильцу газ, электричество, постоянную горячую воду, пылесосы, прочие удобства.
Так или иначе, для больших или для маленьких домов, но кипит, ворочается, ерошится, роет носом землю рабочая Москва. Рядом с ней — рабочий Ленинград, Тула, Иваново… Мчатся на мотоциклетках, в трамваях и пешком, в жару и духоту озабоченные люди с потертыми портфелями под мышкой, до хрипоты торгуются в банках о ссуде, выколачивают, где можно, последнюю копейку, чтобы пристроить лишнюю комнату, потолок, карниз, стенку.
Жилищная рабочая кооперация — совсем еще младенец среди своих собратьев. Она растет как в сказке. В январе 1924 года в Москве было десять жилищно-строительных кооперативов, через год — двести пятьдесят, еще через год — около тысячи. Этот рост — не случайный. Жилище просто — при нашем диком жилищном кризисе — и жилище благоустроенное, культурное, чистое, гигиеническое составляют чуть ли не главную основу для созидания социалистического быта на ближайший и последующие периоды. Пусть побольше заглядывают партийцы в этот угол нашей работы.
Ибо очень нужны здесь не только кирпич, но и коммунисты.
1925
Хорошая работа
Мы наблюдаем плавание одного из кораблей нашего революционного флота по европейским портам. Кажется, никакое путешествие никакой морской эскадры не вызывало такого брожения умов, такого стечения публики, как один-единственный «Броненосец Потемкин», объезжающий Запад.
«Броненосец» путешествует без капитана, без матросов, без руля. Он — просто-напросто целлулоидная лента, намотанная колесом и упакованная в железные банки.
Но какое смятение! Какой переполох! Какие предупредительные меры!
Наш ТАСС может разориться на одних только телеграммах о запрещении «Потемкина». Скоро для них придется завести специальный отдел с заголовком: «Кто следующий?»
В Берлине «Потемкина» запретили. Потом разрешили. Опять запретили и во второй раз разрешили.
Разные председатели кабинетов и министры «внудел» других стран тоже показали на советском фильме свою власть.
Затем знатоком по части советского кино выказал себя Бриан. Подавая в отставку по своему девятому совету министров и одновременно собирая десятый, великолепный Аристид на ходу приказал не допущать которые революционные картины.
В обязанности немецкого участкового надзирателя входят пятьдесят девять пунктов. Этот двужильный человек, обремененный многочисленными заботами, должен, между прочим, следить и за тем, чтобы в его районе не мылился в банных номерах мужчина с женщиной, чтобы на прохожих были застегнуты все пуговицы в соответствующих местах, чтобы студенты дрались на дуэлях строго по правилам и чтобы дети до четырнадцати лет не курили папирос.