Леипцигские «судьи» снова в тупике
5 октября
Опять заседает судилище в полутемном зале лейпцигского трибунала. Председатель Бюнгер ведет судебное следствие, как нечто уже сформировавшееся, укоренившееся, давно заведенное и накопленное долгими трудами. Может быть, так мерещится господину Бюнгеру, отягощенному ответственностью за ход процесса. Публика, печать и иностранные юристы, присутствующие в зале, думают иначе…
Б ю н г е р (спрашивает Ван-дер-Люббе). Вы один подожгли рейхстаг или вам помогли?
Ван-дер-Люббе улыбается и молчит. Председатель повторяет вопрос.
В а н-д е р-Л ю б б е (отвечает). Один.
П р е д с е д а т е л ь. А заранее никто ничего не подготовлял?
В а н-д е р-Л ю б б е. Нет.
П р е д с е д а т е л ь. Чем же вы можете объяснить, что, по мнению трех экспертов, вы один не могли поджечь рейхстага?
В а н-д е р-Л ю б б е. Не знаю.
С яркой и сильной атакой обрушивается на Ван-дер-Люббе Димитров. После града вопросов, обращенных к голландцу, он восклицает:
— Как же может быть, чтобы Ван-дер-Люббе, который не был в силах один поджечь деревянный ларек в Нейкельне, вдруг в одиночку предал огню громадное каменное здание рейхстага?
В а н-д е р-Л ю б б е (бормочет). Не знаю.
И тут же на помощь суду, как верный пес, мчится защитник Зак. Он требует, чтобы Димитрову запретили пользоваться правами допрашивающего эксперта.
Поддержанный Заком, председатель яростно объявляет Димитрову последнее предупреждение:
— Кто здесь председатель: я или вы? Когда я делаю вам знак замолчать, вы должны замолчать! В следующий раз я вынужден буду принять против вас особые меры вплоть до вывода вас из суда.
Димитров пытается сказать еще что-то, но председатель не дает. Происходит следующий обмен репликами:
Б ю н г е р (убеждающе-вопросительно). Ван-дер-Люббе, вы были в рейхстаге до поджога?
В а н-д е р-Л ю б б е. Да.
Б ю н г е р. Когда?
В а н-д е р-Л ю б б е. До поджога.
Б ю н г е р. В день поджога или накануне?
В а н-д е р-Л ю б б е. В день поджога.
Б ю н г е р (та же игра). Вы уже были в этот день в рейхстаге?
В а н-д е р-Л ю б б е (выходит из роли). Нет.
Председатель сконфужен. Диалог сорван.
Суд опять растерян и, по-видимому, возлагает надежды на новый перерыв, который, возможно, будет назначен с 7 по 10-е, поскольку 10 октября слушание процесса предположено перенести в Берлин.
«Партбилет» Ван-дер-Люббе… фашистским
5 октября
Как известно, допрошенный на суде один из свидетелей обвинения заявил, что считал Ван-дер-Люббе членом компартии, так как видел у него какую-то карточку красного цвета.
Метод определения партпринадлежности по таким признакам не нуждается в комментариях. Но любопытно, во-первых, что партбилеты германской и голландской компартий имеют черные переплеты, а во-вторых, это можно прочесть в отделе партийных извещений национал-социалистских газет, — билеты национал-социалистской партии как раз имеют обложку красного цвета. Извещения так и гласят обычно: являться на регистрацию и для уплаты взносов, имея на руках красные членские билеты.
Фашистское судилище в Берлине
10 октября
Сегодня лейпцигский суд возобновил свою «поучительную» деятельность на новом месте. Уже до начала процесса вокруг рейхстага собралось много народа. Но приблизиться к рейхстагу не так просто. Он оцеплен усиленным полицейским кордоном. Все, даже имеющие пропуск в рейхстаг, подвергаются строгому обыску. Журналисты, конечно, не составляют исключения.
Процесс происходит в отремонтированном зале № 12,— том самом, где еще совсем недавно разбиралось так называемое «дело фон Папена». Все «дело» заключалось в том, что социал-демократы, выкинутые из министерских кабинетов, убеждали Папена, что он поступил не по-парламентски и не по-товарищески. Жалуясь суду, они просили посадить их обратно в министерские кресла прусского правительства.
Сейчас зал № 12 спешно приспособлен для трибунальских надобностей. В глубине — суд. Направо — свидетели и эксперты. Налево — подсудимые.
В Берлине суд намерен расположиться если не всерьез, то надолго. Предстоит допрос целой роты всяческих сторожей, пожарных и прочих личностей. Режиссура, если ей удастся, хочет проделать следующий трюк: Ван-дер-Люббе будет сам ходить по зданию и наглядно показывать, как он искусно в один миг воспламенил громадную постройку.
Начался суд с опозданием. Почему-то поздно привезли обвиняемых.
Повторяя лейпцигские «традиции», председатель опять произносит вступительную речь, в которой заявляет, что первый период процесса имел целью… определить отношение каждого из обвиняемых к обвинительному акту. Теперь же слово принадлежит свидетелям. Форменным издевательством звучат слова председателя о «свободных и независимых» свидетелях, ответственных «только перед богом и собственной совестью». Прошедший уже перед судом «свидетельский материал» — достаточно наглядная иллюстрация к выспренним заявлениям Бюнгера.
Первым допрашивается новый свидетель — студент Ганс Флетер, который ежедневно проходил мимо рейхстага, возвращаясь из библиотеки.
В день поджога свидетель, по его словам, проходил мимо рейхстага около девяти часов вечера. Вдруг он услышал звон разбитого стекла. «Мои взоры, — говорит свидетель, — естественно направились в сторону шума, и я очень ясно видел человека, который взламывал стекло. Я видел также, что он держал в руках что-то горящее». Увидев это, свидетель «не потерял ни одной минуты», он не бросился за поджигателем, а побежал ко входу в рейхстаг в надежде найти там служащего. Нашел он, однако, не служащего, а полицейского. Он рассказал полицейскому все, что он видел.
До сих пор свидетель рассказывает все более или менее гладко. По-видимому, дальше он недоучел, ибо вдруг заявляет, что после всего этого он, словно утратив всякий интерес к замеченному, ушел домой и только там узнал от привратницы то, чего он не успел заметить, будучи возле рейхстага. Узнал, что рейхстаг горит.
Во время показаний этого «свидетеля» Димитров встает и требует слова. Но ему отвечает даже не судья, а его собственный «защитник», который делает ему замечание, что он сможет просить слова лишь после того, как свидетель закончит свои показания.
Неудачный спектакль
13 октября
Вчера режиссеры суда поставили новый спектакль. Как полагается театральному представлению, оно начинается около восьми часов. Картина спектакля, по сообщениям иностранных корреспондентов из Берлина, такова.
Полиция сегодня перегородила половину столицы. Нельзя пройти в центре города двух кварталов, чтобы не натолкнуться на заграждение и контроль. Эти чрезвычайные меры вызваны были сведениями о готовящихся рабочих демонстрациях. Однако такие демонстрации-летучки все же состоялись в шесть часов вечера и собрали несколько сот участников.
Сто двадцать иностранных корреспондентов, юристов и других обладателей пропусков подвергаются семикратной проверке, пока добираются до площади перед рейхстагом. Но игра не стоит свеч. Журналистов поместили на сорок шагов, от места действия, вдобавок за полицейским оцеплением. Освещение тоже очень скверное. Большинство присутствующих вообще ничего не разобрало в той возне, которой суд придает особо важный смысл: суд организовал наглядный показ того, как, по мнению обвинения, был учинен поджог.
Видно было только, как полицейский с факелом в руке долго прогуливался взад и вперед у знаменитого окна, через которое якобы влез Ван-дер-Люббе в рейхстаг.
Самому Ван-дер-Люббе показать этот акт не предложили. Его лишь спросили, как он это сделал, на что он благоразумно ответствовал молчанием.
Полицейский у окна помахал несколько раз факелом, что не внесло, однако, никакой ясности в вопрос. Затем суд, обойдя рейхстаг, останавливается у входа № 2. Это уже совсем далеко от журналистов, — ничего не видно и не слышно. По слухам, суд уточняет здесь показания свидетеля, который видел у этой двери убегавшего человека.