Михаила Кольцова так и не допустили на этот процесс. Но в день 4 ноября двум советским журналистам, работавшим в то время в Берлине, — представителю ТАСС Беспалову и корреспондентке «Известий» Л. Кайт было дозволено посетить процесс по случаю появления в этом зале самого Геринга. Самоуверенный руководитель фашистской пропаганды Геббельс, видимо, надеялся, что это будет день триумфа его коллеги, и он решил сделать советских журналистов свидетелями столь сенсационного события.
Этой ошибке Г еббельса мы и обязаны тем, что советским журналистам удалось запечатлеть для истории день позорного поражения Г еринга в поединке с Димитровым. Ниже мы приводим описание заседания лейпцигского трибунала, составленное по сообщениям тт. Беспалова и Кайт, опубликованным в «Правде» и «Известиях» в те дни.
Ю. Жуков
Для того, чтобы попасть в помещение, где заседал суд 4 ноября, необходимо было пройти через большие кордоны полиции, находящейся в полном вооружении; внутри здания также находилось огромное количество полиции. Повсюду во всех помещениях были расставлены ширмы, разделяющие комнаты на отдельные секторы, занятые целыми отрядами полиции в полной форме, а также и в штатском. Эти усиленные мероприятия полиции были вызваны тем, что в этот день сам Геринг должен был выступить в суде в качестве свидетеля. Появление Геринга послужило поводом к тому, чтобы многочисленные виднейшие политические деятели явились на заседание в качестве почетных гостей. Так, например, в зале заседаний находились американский посол в Берлине, министр хозяйства Шмидт, прусский министр юстиции Керрль, берлинский полицей-президент Леветцов и др.
Первоначально суд постановил исключить Димитрова на три дня из зала заседания. Однако это решение внезапно было отменено, и 4 ноября Димитров находился в зале. Геринг принес присягу по религиозному ритуалу, после чего судья ему предоставил слово — сперва на час с четвертью.
Геринг начал с того, что его показания важны для процесса по двум причинам. Во-первых, потому, что он был на месте происшествия и в качестве председателя рейхстага не может оставаться равнодушным к поджогу доверенного ему здания; во-вторых, потому, что он в качестве прусского премьера и министра внутренних дел «обязан заботиться о безопасности государства и поэтому должен вести борьбу против разрушительного коммунистического движения». Что касается обвинений, содержащихся в «Коричневой книге», то они представляются Герингу «настолько странными», что он считает излишним «пускаться в подробности».
Геринг далее заявляет, что ему «через доверенных лиц» известно, каким образом получены обвинения, содержащиеся в «Коричневой книге», и что «каждый красный негодяй, который в то время нуждался в деньгах, имел под рукой сообщения о зверствах для того, чтобы снабдить заграничные агентуры». «В Германии, — заявил он, — существовало специальное бюро для вербовки свидетелей». «Я поэтому отказываюсь оправдываться против высказываний этого сброда», — заявил Геринг.
П р е д с е д а т е л ь. Я разрешаю себе прервать вас. Вы говорите о сброде?
Г е р и н г. Я имею в виду этих лжесвидетелей, а также часть прессы.
Далее Геринг все же касается утверждений «Коричневой книги» о том, что для поджога был использован подземный ход, ведущий из рейхстага во дворец Геринга. По заявлению Геринга, вход в этот подземный коридор можно видеть с улицы через окно рейхстага. Связь между котельной и рейхстагом поддерживается через этот подземный ход, который якобы кончается не во дворце председателя рейхстага, а значительно дальше — в здании котельной.
Останавливаясь на обвинениях «Коричневой книги» против Геринга, что он поджег рейхстаг с тем, чтобы обвинить в этом коммунистическую партию, он утверждает, что «пожар рейхстага был для него самого неожиданностью» и что пожар расстроил его план борьбы против коммунизма, согласно которому коммунистам «должен был быть нанесен сокрушающий удар».
После перерыва заседания на пять минут Геринг снова взял слово для того, чтобы, как он заявил, перейти к самому поджогу рейхстага. Он заявил: «Был ли мне нужен пожар рейхстага? Нет. Он мне даже был неудобен, как полководцу, который хочет провести широко задуманный план битвы, но вынужден отказаться от этого плана вследствие импульсивных действий противника. Я хотел обождать действий коммунистов, которые должны были произойти после аннулирования мандатов, которое я намерен был провести. Я сожалею, — воскликнул Геринг, — что известная часть коммунистического руководства временно спаслась от виселицы. Мой план заключался в том, чтобы получить их всех и разбить их в тот момент, который мне казался бы подходящим. Я хотел, чтобы нападение началось со стороны коммунистов».
Здесь трудно было не усмотреть решительного противоречия у Геринга: Геринг заявил, что пожар рейхстага якобы помешал стратегическому плану национал-социалистов, так как они выжидали выступления коммунистов после аннулирования мандатов. Но ведь поджог рейхстага как раз и изображался национал-социалистами как выступление компартии!
Верховный прокурор Вернер поставил Герингу вопрос со ссылкой на «Коричневую книгу»: «Почему Геринг 27 февраля не был на предвыборном собрании и что представляет собой меморандум Оберфорена?» Геринг отвечает:
«Мы, — он имеет в виду себя и Геббельса, — хотя и являемся виднейшими членами национал-социалистской партии, но наряду с этим мы также министры. Мы в то время не могли уехать из Берлина, так как во вторник и среду были предусмотрены заседания кабинета министров, а к тому же были еще текущие дела».
«Меморандум Оберфорена, — заявил Геринг, — подложный. Оберфорен должен был (!) застрелиться по понятиям чести, которые для нас являются несомненными». Затем Геринг подробно рассказал об интригах Оберфорена против Гугенберга (история с анонимными письмами), которые были разоблачены благодаря тому, что наблюдательный пост на берлинской телефонной станции сообщил Герингу о компрометирующем Оберфорена телефонном разговоре, который последний вел с своей секретаршей. В результате этого Геринг приказал полиции произвести обыск в конторе Оберфорена, и таким образом были обнаружены доказательства.
У верховного прокурора Вернера больше нет вопросов к Герингу, и тогда подымается с места Димитров, что производит в зале большое волнение. Напряжение достигло кульминационного пункта, когда оба противника противостояли друг другу.
Димитров хочет сначала узнать, говорил ли Геринг с начальником берлинских штурмовиков графом Гельдорфом о тех мероприятиях по отношению к компартии, которые он раскрыл на сегодняшнем заседании. Димитров заявил, что Гельдорф недавно в своих свидетельских показаниях, которые он дал на процессе, сказал, что он действовал по собственной инициативе в ночь пожара рейхстага и своей властью приказал произвести аресты социал-демократических и коммунистических руководителей и активистов.
Геринг отвечает: «Когда Гельдорф услышал о пожаре, ему было так же ясно, как и мне, что поджигателями являются коммунисты. Я сказал тогда, что он должен мобилизовать штурмовые отряды, и я оформил в виде государственного приказа то распоряжение, которое Гельдорф произвел по собственной инициативе».
Д и м и т р о в. В ночь пожара были ли еще какие-либо разговоры между Герингом и Гельдорфом?
Г е р и н г. Да, он пришел ко мне.
Д и м и т р о в. Карване, Фрей и Кройер дали показание, что они были в прусском министерстве иностранных дел и там сделали сообщение о своих наблюдениях о том, что произошло двадцать седьмого февраля в послеобеденные часы. Говорили ли эти свидетели лично с господином премьер-министром?