На следующий день, рано утром, он направился к Хоркумару. Хоркумар взял его за руку и расплакался. Шошибхушон сказал:
— Подай в суд на сахиба за оскорбление, а я буду тебя защищать на суде.
Подать в суд на самого сахиба! Хоркумар был сначала испуган этой мыслью, но Шошибхушон оставался непреклонным. Хоркумар просил дать ему время на размышление. Но когда он увидел, что повсюду только и говорят об его унижении и что его враги не скрывают своей радости, он уже не мог выдержать и сказал Шошибхушону:
— Батюшка, я слышал, что ты вдруг почему-то решил уехать в Калькутту. Мы тебя не отпустим. Когда в деревне имеется такой человек, как ты, мы чувствуем себя гораздо увереннее. Но как бы то ни было, ты должен помочь мне смыть это невыносимое оскорбление.
4
Тот самый Шошибхушон, который все время прятался от людей за неприступной оградой одиночества, явился сегодня в суд. Судья, выслушав жалобу, позвал его в свой кабинет и дружественным тоном сказал:
— Шоши-бабу, не лучше ли было бы частным образом уладить все это дело?
Шоши-бабу, прищурив глаза и неподвижно, близоруким взором, смотря на переплет лежавшего на столе свода законов, ответил:
— Я не могу посоветовать этого моему клиенту. Он был публично оскорблен, — как же можно это дело уладить частным образом?
После краткого разговора сахиб понял, что этого близорукого, скупого на слова молодого человека ему не переубедить, и сказал:
— Олрайт, бабу! Ну что ж, посмотрим, что из этого выйдет.
Затем судья перенес день судебного разбирательства на более отдаленный срок и твердыми шагами вышел из комнаты.
Между тем окружной судья писал заминдару:
«Твой наиб оскорбил моих слуг и отнесся непочтительно ко мне; надеюсь, что ты примешь надлежащие меры».
Заминдар, встревожившись, тотчас же вызвал к себе Хор-кумара. Наиб рассказал ему все, что произошло. Заминдар разгневался и сказал:
— Когда лакей сахиба попросил у тебя масла для собаки, ты должен был, не говоря ни слова, дать ему то, что он просил. Ты что, разорился бы от этого?
Хоркумар не мог отрицать, что никакого разорения от этого бы не произошло. Признав свою вину, он добавил:
— Видно, планеты мне не благоприятствовали, — вот почему я так сглупил.
Заминдар сказал:
— А кто посоветовал тебе подать жалобу на сахиба?
Хоркумар ответил:
— Ваша милость, да мне и в голову не приходило подавать жалобу, но этот адвокат Шошибхушон, который живет у нас в деревне, не имеет никакой практики, и вот, этот мальчишка, самочинно, не испросив даже как следует моего согласия, и затеял всю эту кашу.
Заминдар был крайне рассержен на Шошибхушона. Этот неудачливый адвокатишка готов на любую мистификацию, лишь бы добиться известности. Он приказал наибу немедленно взять обратно жалобу, чтобы как можно скорее успокоить обоих сахибов.
Наиб, взяв с собой в качестве подарка сладости и фрукты, отправился к окружному судье. Он доложил сахибу, что подавать жалобу на судью — совершенно противоречит его характеру и принципам, но живущий в деревне новичок-адвокат, молокосос Шошибхушон, не уведомив его, совершил эту нахальную выходку. Сахиб выразил свое негодование по поводу поведения Шошибхушона, с наибом же обошелся весьма милостиво и сказал, что очень сожалеет, что, вспылив, «учинил ему это наказание». Сахиб недавно получил отлично на экзамене по бенгальскому языку и пользовался всяким случаем, чтобы блеснуть своим бенгальским «высоким стилем».
Наиб сказал:
— Родители иногда наказывают детей, иногда ласковы с ними. Никакой причины для обиды в этом нет.
Одарив надлежащим образом слуг окружного судьи, Хоркумар, приободрившись, отправился с визитом к местному судье… Судья, узнав от него о поведении Шошибхушона, сказал:
— А я-то был удивлен. Ведь я знал Хоркумара-бабу как благомыслящего человека. Я был уверен, что вы прежде всего уведомите меня и что мы частным образом покончим все дело. И вдруг вы подали в суд. Я своим глазам не верил. Теперь мне все понятно. — Под конец он спросил наиба, участвует ли Шоши в конгрессистском движении. Наиб, не моргнув глазом, ответил:
— Участвует.
Для сахибского ума судьи было очевидно, что все это — проделки Конгресса. Всюду тайные агенты Конгресса затевают подобные интриги, где только этому представляется возможность, а затем появляются крикливые статьи в газетах и правительству ставятся палки в колеса. Не имея в своих руках власти для того, чтобы прямо расправляться с подобными заговорщиками, судья мысленно осыпал упреками слабость индийского правительства. Но имя конгрессиста[119] Шошибхушона он запомнил.
5
Когда на свете пышно распускаются крупные события, тогда вокруг них и маленькие события, жадно протягивая свои корни, не упускают случая заявлять о своих правах. Когда Шошибхушон принялся за хлопоты по делу Хоркумара; когда он стал наводить справки в толстых томах законов и мысленно произносить речи, репетируя в воображении перекрестный допрос свидетелей и видя уже себя перед лицом огромной толпы зрителей в открытом заседании суда; когда он, дрожа от волнения и обливаясь потом, обдумывал стратегический план предстоящего наступления, его маленькая ученица, с истрепанной книжкой и исписанной тетрадкой под мышкой, продолжала каждый день в назначенное время приходить к его дверям то с плодами, то с печеньем, то с бетелем. В первые дни она видела, что Шошибхушон сосредоточенно перелистывает страницы какой-то громадной, мрачной книги без картинок. Он имел совсем другой вид, нежели тогда, когда он просто сидел и читал книги. В другое время Шошибхушон делился с нею, хотя бы частично, всем, что он читал. Неужели в этой толстой черной книге ничего нельзя было найти для Гирибалы? Неужели все дело в том, что книга такая большая, а Гирибала такая маленькая?
Сначала Гирибала, чтобы привлечь внимание своего учителя, начинала громко читать по складам свою книгу, раскачиваясь взад и вперед, но он ничего не замечал. Гирибала страшно обижалась на эту большую черную книгу. Она представлялась ей каким-то безобразным, злым человеком. Каждая ее непонятная страница, приняв вид злого человеческого лица, смотрела на нее с немым презрением за то, что она — маленькая девочка. Если бы какой-нибудь добрый вор украл эту книгу, она не побоялась бы, чтобы наградить его, выкрасть все сладости, которые стоят у мамы в шкафах.
Я не вижу особой надобности сообщать читателю все те несообразные молитвы об уничтожении этой книги, с которыми Гирибала обращалась к богам и которые так и остались неуслышанными.
Тогда уязвленная Гирибала решила два-три дня не ходить к учителю. Затем, с целью выяснить результат этого мероприятия, она заглянула в окно к Шошибхушону, проходя — конечно, по совершенно другому делу — по улице, на которой он жил, и увидела: черная книга исчезла, а Шошибхушон стоит один посреди комнаты, размахивает руками и, словно обращаясь к железным прутьям рамы, говорит речь на иностранном языке. Должно быть, он хотел на металле прутьев проверить, удастся ли ему растопить сердце судьи. Шошибхушон, знавший жизнь только из книг, полагал, что, как в прежние дни Демосфен, Цицерон, Берк, Шеридан и другие ораторы совершали чудеса своими речами, поражая в самое сердце несправедливость, обличая насилие и ниспровергая гордыню, так подобный подвиг возможен и в наш меркантильный век. Он живо рисовал себе, стоя в своем ветхом деревенском домишке, как он перед глазами всего мира пристыдит этого опьяненного властью англичанина и заставит его раскаяться. Смеялись ли над ним боги в небесах или проливали слезы над его речами, — вряд ли кто может сказать.
119
…имя конгрессиста… — т. е. члена партии Индийской национальной конгресс, основанной в 1885 году и бывшей важнейшей политической организацией, возглавлявшей национально-освободительное движение народов Индии. Наиболее видными ее деятелями были Махатма Ганди и Джавахарлал Неру, ставший первым премьер-министром независимой Индии.