Когда Мохит был на втором курсе колледжа, его внешность и манеры были очень непохожи на теперешние. Теперь у него спереди лысина, а сзади — тики[125]. Лицо его брито, и ежедневно утром он острым лезвием старательно уничтожает зародыши усов и бороды; тогда же он был 19-летним красавцем, в золотом пенсне, с усами и бородой, и причесывался на английский манер. Он очень следил за своими костюмами, не пренебрегал вином и мясом, и всем прочим, тому подобным.
Недалеко от него жило одно семейство, в котором имелась девочка-вдова[126], по имени Хэмшоши. Ей было не более четырнадцати-пятнадцати лет.
Когда в море вы. видите на горизонте берег, синеющий лесами, подобный сновидению, то вступать на него без всякой проверки было бы чрезмерной доверчивостью. Вдовство удалило Хэмшоши на такое расстояние от жизни, что мир стал казаться ей словно каким-то таинственным, волшебным лесом по ту сторону вод. Она не знала, как запутан и тяжел механизм этого мира, как в нем счастье и удача перемешаны со страданием и безнадежностью. Ей казалось, что жизненное странствие совершается подобно бесшумному течению прозрачной реки; ей казалось, что все дороги на этой земле открыты и легки, что весь мир за окном дышит счастьем, а безрадостное томление — удел только ее бьющегося, истомленного сердца. Как раз в то время с горизонта ее души повеял ветер юности, одевший весь мир пышною весеннею красою; лазурь небес, казалось, наполнена была биением ее сердца, а земля, как нежный красный лотос, распускала во все стороны лепестки своей благоухающей тайны.
Семья состояла, кроме нее, из отца и матери и двух маленьких братьев. Братья утром, позавтракав, отправлялись в школу, а придя из школы и пообедав, направлялись в вечернюю школу в соседнем квартале готовить уроки. Отец получал небольшое жалованье, и у них не было средств нанять репетитора. В свободное от хозяйства время Хэм сидела у окна в своей безлюдной комнате и наблюдала людской поток, катившийся перед нею по улице. Она слышала громкие выкрики разносчиков, и ей думалось, как счастливы прохожие, какой завидной свободой обладают даже нищие, а разносчики с их тяжелым трудом казались ей лишь актерами на праздничной сцене людной улицы.
По утрам и по вечерам под окном проходил одетый с иголочки, с выпяченной грудью, Мохит Мохан. Он казался ей счастливее и привлекательнее всех. Ей казалось, что этот гордый, прекрасно одетый, красивый юноша имеет или может иметь все, что пожелает. Как девочка играет с куклами, воображая их живыми людьми, так Хэм, украсив Мохита всеми возможными совершенствами, игрою воображения создала себе из него божество.,
Не раз по вечерам она видела, что его окна ярко освещены и из них доносится позванивание запястий и женское пение. Так она проводила долгую ночь у окна, наблюдая жадным взором за мелькающими в его окнах тенями. Ее наболевшее сердце неукротимо билось о грудь, словно птица о прутья клетки.
Может быть, она упрекала свое самодельное божество за это веселье? Ничуть. Как огонь притягивает бабочку благодаря своему сходству со звездами, так для Хэмшоши освещенные, наполненные звуками музыки и веселья окна Мохита сливались в какое-то райское видение. Сидя глубокой ночью в одиночестве, она из этого света, теней и звуков, из томления и мечтаний своего сердца соткала в своем воображении какое-то волшебное царство, и, возведя на его трон своего кумира, сжигая перед ним, как ладан, свою юность, счастье и горе, настоящее и будущее на углях своего желания, — служила ему в этом своем безлюдном, молчаливом храме. Она не знала о том, что за этими таинственными окнами, в этом хороводе счастья царят отвращение, усталость, тоска; не знала, какой горит угрюмый, ядовитый огонь порока. Ей не было издали видно, что в этом бессонном ночном сверкании идет бессердечная, свирепая, дьявольская, смертельная игра.
Так Хэм могла бы, сидя в одиночестве у своего окна и мечтая об этом призрачном рае и воображаемом своем божестве, еще долго, как во сне, проводить дни за днями; но, увы, божество смилостивилось, и рай опустился на землю. Как только рай прикоснулся к земле, он внезапно исчез, а та, что все эти дни питала его своим воображением, смешалась с земным прахом.
Как на эту восторженную девочку, сидящую у окна, случайно упали блуждающие взгляды Мохита; как он написал ей за подписью Бинод Чандр, изменив свой почерк, несколько писем и под конец получил робкое, тревожное, горячее ответное письмо с большим количеством орфографических ошибок; какая затем поднялась буря внутренних борений, радости и страха, сомнений и отчаяния; как после этого словно весь мир начал вращаться вокруг нее в упоении гибели и постепенно расплывался в бесплотную тень; как, наконец, однажды вращающееся мировое колесо центробежною силою внезапно далеко отбросило ее в сторону, — всего этого мы не считаем нужным излагать здесь подробно.
Однажды глубокой ночью Хэмшоши, покинув отца, мать, братьев и дом, села в экипаж вместе с Мохитом, известным ей под именем Бинода Чандра. Когда божество очутилось рядом с ней во всем своем земном обличии и со всеми своими земными аксессуарами, Хэмшоши захотелось умереть от стыда.
Наконец, когда они тронулись, она плача обняла ноги Мохита и сказала:
— Умоляю тебя, отпусти меня домой.
Мохит, забеспокоившись, зажал ей рот, а экипаж быстро помчался вперед.
Как перед умственным взором утопающего проходят в мгновение ока все события его прежней жизни, так Хэмшоши во мраке запертой кареты стала вспоминать, как каждый день утром отец дожидался ее к завтраку, как она кормила своего маленького братца после его возвращения из школы, как она по утрам приготовляла пан[127] вместе со своей матерью и как пополудни мать ее причесывала. Все уголки их квартиры, все потребности ежедневного уклада жизни — все это засветилось в ее воображении; ей казалось, что это — ее потерянный рай. Приготовление пана, причесывание, обмахивание отца веером во время еды, шалости братцев — все стало казаться ей исполненным мира, недостигаемым счастьем; она не могла понять, что могло ей быть еще нужно в мире, когда она имела все это!
Она подумала о том, что теперь все девушки в семьях спят глубоким сном. Она раньше никогда не подозревала, какое счастье — спокойно спать у себя на постели в тишине ночи. Завтра рано утром женщины поднимутся и возьмутся за домашние дела; эта бессонная ночь бездомной Хэмшоши тоже будет иметь свое утро; и когда этим безрадостным утром знакомый, мирный, улыбающийся лик солнца осветит их маленький домик на краю их улицы, какие в нем поднимутся плач и возгласы боли и стыда!
Сердце Хэмшоши разрывалось, и с рыданием, умоляющим голосом, она сказала:
— Теперь ведь еще ночь; мать, отец и братья еще спят. Отвези меня поскорее назад!
Но божество, не обращая внимания на ее слова, ввело ее в наполненный дребезжанием и стуком колес вагон 2-го класса и повезло навстречу тому раю, о котором она столько дней мечтала.
Немного времени спустя божество. и рай снова уселись в вагон 2-го класса и отправились в неизвестном направлении, покинув Хэм по горло в безысходном отчаянии позора.
3
Мы остановились здесь только на одном событии из истории молодости Мохита; о других мы умолчим во. избежание монотонности в нашем повествовании.
В упоминании всех этих других событий, впрочем, нет и надобности. Вряд ли теперь кто-нибудь помнит еще имя Бинода Чандра. Мохит стал теперь степенен и благочестив, ежедневно справляет религиозные церемонии и сыплет цитатами из шастр; своих детей он обучает йогическим упражнениям[128], а женщин в своем доме держит взаперти во. внутренних комнатах, недоступных даже солнцу, луне и ветру. Совершив некогда ряд преступлений по отношению к женщинам, он теперь считает нужным особенно сурово, карать женские преступления против общественной морали.
125
Тики — чубчик, оставляемый у мальчиков при бритье головы. Здесь — подчеркнуто, что персонаж облысел, что у него осталось на голове лишь несколько чубчиков.
126
…девочка-вдова…четырнадцати-пятнадцати лет. — Среди индусов в прежние времена было в обычае выдавать девочек замуж в очень раннем возрасте, поэтому были нередки случаи столь раннего вдовства, особенно осложнявшегося тем, что вдова не могла уже вступить в новый брак.
127
Пан — жвачка, состоящая из листьев кустарника бетеля и плодов ареко-вой пальмы, с примесью извести; имеет тонизирующее действие.
128
…обучает йогическим упражнениям… — т. е. системе физических упражнений, связанных с йогой — одной из древнеиндийских философских систем, имевших целью, будто бы, подготовить индивидуальную душу к слиянию с душой мировой.