Прошло тихонько детство сквозь меня.
Вчера я взял его в свой сон с собою.
Но, не дождавшись пробужденья дня,
оно уходит вместе с темнотою.
Где вы, мои друзья прошедших лет?
У берега мелькают ваши тени…
Но рассветет — и ваш простынет след.
МАЛЕНЬКИЙ ВОКЗАЛ
Шла зима. И фонари мерцали
над вокзалом в тихом городке,
а тебе чужие снились дали,
в свете газовом качались пальмы,
оставляя тени на песке.
В северных снегах неслись олени,
за собой вздымая снежный дым,
ветры в парусах тугих звенели,
и мечты искрились и горели,
как на солнце голубые льды.
Иль предчувствие? Соленым валом
омывало белый замок твой,
плыли по неведомым каналам
корабли твои, и адмиралы
в бурях рисковали головой…
Шла зима… Что о зиме ты ведал,
ты, малыш, несущий груз мечты?
Колдовал, и, словно знойным летом,
фантастическим, манящим цветом
вырастали на снегу цветы.
Оттого тебе судьба досталась
в сотни раз прекрасней и щедрей.
Разве все, что жизнью называлось, —
близость, даль, явь, сон, печаль и радость —
не увенчано мечтой твоей?
ТЯЖКИЕ ЧАСЫ
У кого тяжело на сердце — тот смотрит в вечернюю даль,
где лес над откосом пожаром закатным объят,
где синие тени на горы легли, как вуаль.
У кого тяжело на сердце — тот смотрит в вечернюю даль…
На закат… На закат…
Дверь отворилась — пустота взошла на порог,
как зола, остывшая ночью в железной печи.
У кого тяжело на сердце — тот совсем одинок.
От одиночества он до костей весь продрог.
У кого тяжело на сердце — тот заснул бы, коль мог,
не дождавшись ночи.
Небо безлунно, беззвездно застыло впотьмах…
Лес нахмуренный тих. Нет росы на лугах.
У кого тяжело на сердце — тот вечера тишь постиг.
Он ждет, что звезда на небе в любой появится миг.
Но его звезда не зажжется, он знает. И вечера лик
тяжко склонился, простор уступив ночи.
НАСТАВЛЕНИЕ
Кто от души от своей и от сердца отрекся,
того не утешит ничто —
ни песня, ни радость,
ни улыбка.
Кто не справился со своею тоскою сердечной,
тот обрек себя на безделье, на ночь,
тот способен бродить лишь осенней тропой бесконечной
по шуршащей листве…
Но какой в этом толк? Для того ли влюбленно
открываются губы и песню возносят уста?
Кто забыл о душе, от того отвернутся цветы и бутоны,
и земля, что прощает все слабости нам благосклонно,
позабудет его навсегда.
ПОСЛЕ ГРОЗЫ
Прежде все шумело — и снова тишь,
притаилась белка в чаще ветвистой,
и на цыпочках, тихо, словно мышь,
пробегает испуг по кочкам мшистым.
На стволах выступает смола, как пот,
и, как слезы, струится вода дождевая,
но шальная мошка солнце пьет
и по кругу вьется, будто хмельная…
ХОТЕЛ БЫ СТАРЫМ ДЕРЕВОМ Я СТАТЬ
Хотел бы старым деревом я стать,
чьи дни неисчислимы и суровы,
чьи вечно обновляются покровы,
чьи корни неподвластны топору.
И в эти дни, когда пришла весна,
когда посев тысячелетий всходит,
кто там о смерти речь заводит?
Я — нет!
Хотел бы старым деревом я стать,
чтоб путник в час истомы полуденной
передохнул в моей тени студеной…
в такие дни, когда пришла весна.
Сквозь слой столетий сумрачных я буду
навстречу солнцу прорастать сюда,
в дни, о которых говорят повсюду:
— Как здесь светло! Какое счастье жить!